Читаем Эстетика пространства полностью

В подтверждение сошлемся на авторитет П. Я. Черных, отмечавшего, что «в этимологическом отношении приют (и про-изв.) связаны с уют и ютитъ(ся)… Глаг. ютитъ(ся), возможно, позднее образование, возникшее, как и уют, вследствие пере-изложения слова приют, этимология которого не выяснена в сколько-нибудь удовлетворительной степени»[189]. Если вслед за Далем толковать уют через приют («пристанище», «прибежище», «тихое уютное место»[190]) и «укромность»[191], то на первый план в его семантике выйдут покой, безопасность, тишина, гармония, мир в противоположность войне. Толковать уют через бытовые удобства вполне допустимо, поскольку устроенность быта, его «налаженность» способствуют покою, но сами по себе онтолого-эстетическую конституцию уюта не определяют.

Итак, чувство уюта дает «приютное» («приютистое») место. Найти приют – значит обрести покой, успокоить душу благодаря такому месту, в котором у человек чувствует себя «укрытым» от равнодушия и враждебности «внешнего Mipa». Приют – это укрытие {укромное место), защищающее от опасности, от стихий, бушующих по ту сторону «убежища» с его реальной, а по большей части символической «оградой». В маленьком домашнем Mipe он «свой», а не «чужой», здесь его окружают «родные», здесь ему помогают и вещи, и стены. Языковые данные свидетельствуют о том, что для возникновения чувства уюта важна «у-кромность» жилища, стены которого – кромка, краешек[192] родного, знакомого, безопасного в противоположность чужому, неосвоенному, пугающему своей неизвестностью, необъятностью и непредсказуемостью мира. Все то «/фсшешное»[193], что находится за кромкой укромного места, создает необходимый для возникновения чувства уюта фон: чем сильнее злится непогода за стенами дома, чем тревожней обстановка вовне, тем ярче переживает уют тот, кто находится под защитой домашнего крова.

Покой и внутренняя гармонизация «душевных движений» (мир в душе) – вот к чему тянется человек, стремящийся к уюту У-ютное расположение противоположно бесприютности, неприкаянности, когда человек не находит себе места, слоняется из угла в угол, как потерянный, мается. Онтолого-эстетический смысл уютного можно прояснить через его эстетическую противоположность, через не-у-ют-ное. Здесь, вопреки мнению лингвистов (И. Б. Левонтина и А. Д. Шмелев), следует говорить о юре как о противоположности уюта. Уютному как расположению противостоит не простор, а бесприютность, которая особенно остро переживается именно на «юру».

Антоним к глаголу «ютиться» – глагол «юриться». У Даля мы находим весьма любопытную характеристику слов «юриться» и «юр»: Юрить, метаться, суетиться, соваться во все концы; спешить, торопить и торопиться; кипятить, нудить, нукать, нетерпеливо сдобляться, собираться; // кишеть, заботливо или играя толпиться, суетиться; толкаться туда и сюда. <…> «Юр м. где народ юрит, бойкое, открытое место, где всегдашняя толкотня, и пр. торг, базар, шумный рынок. На мельнице юр-юром, завозно, много народу. Лавка на юру, на самом углу рынка // Лобное, открытое вокруг место, где погода юрит вольно, где нет затишья, особенно от зимних вьюг, метелей. Дом, усадьба на юру <…> На юру, на сквозном ветру, на распутьи, на холму, на тору; в толпе»[194].

Юр, в отличие от простора,[195], не только указывает на открытое пространство, но и акцентирует в открытости беспорядочное, хаотическое движение. Юр – это место, где человеку негде спрятаться от «разгула стихии». На юру холодно, там дуют пронизывающие насквозь ветры, юр – открыт «для чего угодно»; на юру шумно, суетно, беспокойно, там всё непрерывно меняется, там торопятся и толкаются. Открытость пространства на юру – не горизонт того, что возможно, но такая открытость, которая переживается как невозможность покоя, отдыха, безопасности, как невозможность пребывания.

«У-ют-ное» место[196] – это место, защищенное от ветра, это тихая гавань, где «всего в меру»: и людей, и вещей; где человек, работающий в публичных местах, в цехах и конторах, может «передохнуть», «набраться сил», «отрешиться отдел».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия