Читаем Эстетика пространства полностью

«Неогороженность» юра воспринимается и переживается не как отсутствие ограничений и преград (так воспринимается «простор», «приволье»), а как незащищенность перед превосходящими психофизическую размерность человека силами, со всех сторон окружающими его в «продувном» месте. Если простор имеет в русской культурной традиции положительные ценностноэмоциональные коннотации и связывается с волей и покоем («На свете счастья нет, но есть покой и воля…»), то открытое пространство, концептуализированное в слове «юр», имеет негативные ценностно-смысловые коннотации. На юру у человека возникают чувства бесприютности, неприкаянности и тоски.

Хотя концепты «открытость» и «закрытость», вербализованные в словах «простор» (а также «просторное») и «уют», по своему основному смыслу противоположны друг другу, в эстетическом плане они обнаруживают и отличия, и близость: и в первом и во втором случаях речь идет об утверждающем присутствие опыте особенного. И простор, и уют сопряжены в нашем сознании с чувством покоя и умиротворенности. Однако покой «уютной обстановки» и покой, возникающий, когда тебя объемлет открытое пространство, – это разный покой и разные расположения. (О соотношении уюта, простора и просторного см. Приложение 2.)



Множественность языков и границы герменевтической компетенции в анализе уютного. Анализируя феномен персонализированного интерьера, не следует забывать, что слово «уют» раскрывает его понимание в русской культурно-языковой традиции. Дескрипция уюта будет описанием уюта, а не того, что немцы называют словом Gemütlichkeit. Феноменология уютного, если бы она проводилась в горизонте английского или, скажем, немецкого языковых универсумов, скорее всего, привела бы к результатам отчасти сходным, а отчасти отличным от тех, что были получены в ходе нашего анализа. Диалог культур обогащает каждого из его участников и, как можно думать, понимание эстетики интерьера для частного лица, которая на разных языках осмысляется по-разному Такой диалог предполагает выявление и осмысление различий, имеющихся в истолковании интерьера. Осознание возможности иного истолкования того же самого, казалось бы, опыта – самый короткий путь к его уяснению.

Для получения более полного и объемного представления о смысловом поле феномена, который в России именуется «уютом», следовало бы провести сравнительный анализ его ближайших языковых аналогов. Поскольку у нас нет возможности сделать это в этом исследовании, мы ограничимся пространной выдержкой из работы А. Д. Шмелёва: «На французский язык слова уют и уютный едва ли переводимы, а в английском языке есть близкое по смыслу к русскому «уютный», но не очень употребительное прилагательное cozy. Зато в немецком языке слова Gemütlichkeit «уют» и gemütlich «уютный» выражают одно из ключевых понятий немецкой культуры, несколько отличное, впрочем, от своих русских аналогов: если русское слово «уют» наводит на мысль о небольшом по размеру убежище, укрытии, то в основе немецкого Gemütlichkeit лежит идея настроения: gemütlich – это такой, который приводит в приятное, спокойное расположение духа. Голландские слова gezelligheid и gezellig, как и русские уют и уютный, выражают ощущение внутреннего покоя, но не предполагают отгороженности. Это ощущение естественным образом возникает у голландцев, когда они сидят у больших вымытых окон без занавесок, смотрят на улицу и понимают, что им нечего скрывать»[197].



Уют как эстетическое расположение. Определяя закрытое место в терминах уюта/неуюта, мы соотносим его с непространственными координатами своего/чужого, враждебного/ дружественного, опасного/безопасного и сопрягаем их с пространственной организацией места. Когда мы оцениваем закрытое пространство в координатах уюта/неуюта, то оцениваем его с позиций человека, который находится внутри помещения. Хорошо мне в его пределах или плохо? Желал бы я продлить свое пребывание в этом месте, хотел бы я снова в нем оказаться, или, напротив, меня тянет поскорее его покинуть?

Какие же места называют уютными? Как было показано, исходный смысл слова «уют» связан с идеей убежища, укрытия, с таким местом, в котором человек освобождается от тревоги и беспокойства. В нем он остается наедине с собой и ближними. Это место, в котором человек чувствует, что он не чужой, а родной. Уютное место – это пространство антропоморфизированное, одушевленное. Беспокойство в нем сменяется покоем, а неопределенность ничем не ограниченного пространства – упорядоченностью пространства закрытого, камерного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия