«Чехов лучше всех доказал, что сценическое действие надо понимать во внутреннем смысле и что на нем одном, очищенном от всего псевдосценического, можно строить и основывать драматические произведения в театре. В то время как внешнее действие на сцене забавляет, развлекает или волнует нервы, внутреннее заражает, захватывает нашу душу и владеет ею. Конечно, еще лучше, если оба, то есть и внутреннее и внешнее действия, тесно слитые вместе, имеются налицо. От этого произведение лишь выигрывает в полноте и сценичности. Но все-таки - внутреннее действие должно стоять на первом месте. Вот почему ошибаются те, кто играет в пьесах Чехова самую их фабулу, скользя по поверхности, наигрывая внешние образы ролей, а не создавая внутренние образы и внутреннюю жизнь. У Чехова интересен склад души его людей.
Ошибаются те, кто вообще в пьесах Чехова стараются играть, представлять. В его пьесах надо быть, то есть жить, существовать, идя по глубоко заложенной внутри главной душевной артерии. Тут Чехов силен самыми разнообразными, часто бессознательными приемами воздействия. Местами - он импрессионист, в других местах - символист, где нужно - реалист, иногда даже чуть ли не натуралист».
«Чтобы играть Чехова, надо, прежде всего, докопаться до его золотоносной руды, отдаться во власть отличающему его чувству правды, чарам его обаяния, поверить всему, - и тогда, вместе с поэтом, идти по душевной линии его произведения к потайным дверям собственного художественного сверхсознания. Там, в этих таинственных душевных мастерских, создается «чеховское настроение» - тот сосуд, в котором хранятся все невидимые, часто не поддающиеся осознанию богатства и ценности чеховской души».
«Если историко-бытовая линия привела нас к внешнему реализму, то линия интуиции и чувства направила нас к внутреннему реализму. От него мы естественно, сами собой пришли к тому органическому творчеству, таинственные процессы которого протекают в области артистического сверхсознания».
Эстетика театра не просто была обновлена какими-то приемами и средствами - усилением роли режиссера или художника, правдой исторических деталей или поэтических образов от символизма до фантастики, а вернулась к первоистокам как театра, так и бытия. Это была общая линия развития русского театра драмы, оперы и балета на рубеже XIX-XX веков, что вскоре стало откровением для Европы и всего мира. Только эта новая эстетика театра за всевозможными приемами и изысками не была осознана как ренессансная, хотя воспринималась как революция в театре.
То, что Станиславский называет историко-бытовой линией, разумеется, прежде всего и по преимуществу по отношению к историческим драмам, смыкается с линиями символизма и фантастики и с линией интуиции и чувства, независимо от жанров, в особенной игре актеров со всеми аксессуарами сценического действия, когда им должно не казаться, а быть, не играть, а жить на сцене - в истории, в сказке, поэтической реальности, по сути, на сцене бытия, как у трагиков классической древности или эпохи Возрождения в Испании или в Англии, но только без ходуль театральности, а просто, как в жизни, да в жизни современной, просиявшей, как бывает на закате, вечностью.
Свои воспоминания Станиславский писал, точнее, диктовал в США, но не в эмиграции, а во время гастролей Московского Художественного театра в 20-е годы XX века, и там же впервые были изданы на английском языке под названием «My life in art».
«Чтобы разобраться в материале, прежде всего я разделю работу театра на три периода: первый - начиная с основания театра, то есть с 1898 года, до революции 1905 года; второй период - от 1906 года до Октябрьской революции; третий период - от Октябрьской революции до наших дней».
Художественный театр всегда был в гуще современной жизни и особенно в первый период исканий и становления, в чем решающую роль сыграли пьесы Чехова и пьесы Горького - в полном соответствии с революционной эпохой. Новый театр, помимо чисто художественных задач, какие решали Станиславский, Немирович-Данченко и артисты, явился глашатаем революции, то есть выражением порывов к свободе и утверждением достоинства человека.
Эстетика Ренессанса и новый гуманизм - вот новое слово, что нашло горячий отклик как у русской публики, так и зарубежной. Но это не было осознано в полной мере и тогда, а сегодня - еще менее. Ренессансная эстетика основана на самой жизни во всей ее трепетной красоте, сиюминутной и вечной, поскольку она погружена в историю или миф, то есть в вечность. Разумеется, это идеал, идеал классического искусства, который просиял в высших достижениях русского театра рубежа столетий.
_______________________
© Петр Киле
_______________________
Левитан. Муки бытия и красота природы