Эта гиблая жизнь

– Вялотекущей, – добавил хмуро Степанов, ожидающий допуска на повторный досмотр. Он оторвался от чтения очередной толстой книги и послал Вале тягуче-медленный взгляд. Потом он уставился прямо в Валины глаза, и ей показалось, что взгляды поменялись: она словно посмотрела на пост через контактные линзы клиента. Но это не был Изумрудный город. Наглухо закрытые окошки приема документов, жалюзи, – неделями, а то и месяцами отделяли декларантов от вечно занятых и недовольных таможенников, мужчин и женщин в зеленых кителях, с погонами в золотых пузатых звездах, похожих на «кубари» Великой битвы с немцами. Она увидела все это в одно мгновение, и жалость шевельнулась в ее душе, и в сердце нехорошо защемило.

За маленьким, похожим на школьную парту, столиком для клиентов, на единственной скамеечке, сидела старушка-австриячка. Федора Илларионовна, – так звали старушку, – родилась много-много лет назад в Китае, в семье русского эмигранта, но прожила она всю жизнь в Австрии. Теперь она вернулась на свою историческую родину с сорокалетним сыном. В России они оказались впервые. Федора Илларионовна привезла мебель и всю домашнюю утварь.

Ее сын, хромой, с женской фигурой, не отставал от мамы ни на шаг. Выражение лица этого мужчины, даже то, как он нежно лепетал по мобильному телефону, – все говорило о страшной для современной России незащищенности. О чем она думала, эта старая женщина? Как решилась, смогла пойти на столь рискованное предприятие? Может, это вариант семейного самоубийства? Подобные вопросы занимали всех уже вторую неделю.

Сейчас Федора Илларионовна сидела, курила сигарету «Ява» – пачка лежала перед ней. Валя заметила, что у старушки нет одной сережки.

– Вы потеряли сережку?

– Знаете, девочка, я не нашла два своих стула на досмотре багажа. И потеряла сережку. Где мои стулья, девочка?

Пришлось Комовой спешно уносить ноги, тем более «гитарист» Степанов зачем-то подкрадывался к ней вдоль стеночки, не сводя своего гипнотического взгляда. Это явно заметили и другие. Через пять минут она уже просматривала очередную папку с документами. Ярко-желтая пластиковая папка принадлежала Степанову. Какие-то гитары! Людям колбасу не на что купить... Пусть, пусть сходит на повторный досмотр: здесь вам не изба-читальня!

Вале казалось, что все здесь предназначалось для отчуждения, развода людей по разные стороны баррикад, настороженности, замкнутости и одиночества. То профподготовка, то измученные клиенты, то одичавшие, как Черный Профессор, водители-перевозчики. «Когда-нибудь у меня будет отпуск, или я засохну в этом бардаке раньше? Сейчас бы в деревню, в глушь, и... – зелени побольше!»

– Дима Трубников, – взывал селектор девичьим голоском. – Пройдите на рабочее место.

Изо дня в день Валя Комова встречала Степанова: и в коридорах, и в кабинетах, и в кафе. И по случайно подслушанным разговорам, репликам, да и сам он особо не скрытничал, – вольно или не вольно, но она все больше узнавала о нем.

Он ненамного моложе ее, Вали. Уже четвертую неделю ходит по этапам таможенного оформления и даже, вроде, похудел, стал еще более подтянут. Старые «жигули» – «шестерка». За растаможку ему премию обещали. Брокеру Диме «гитарист» взятку предлагал.

«Бессмысленная трата денег, Степанов! – мысленно разговаривала Валя с глазастым клиентом. – Дима на твои деньги купит себе шампанского и на этом остановится. Потому что гитары твои еще не вылежались. Вон, мусульманину прислали из Саудовской Аравии в дар целую „фуру“ с коранами, – и тот больше месяца здесь куковал. Подарочек обошелся парню в шесть тысяч долларов!»

Валя так увлеклась мысленным разговором со Степановым, что, увидев внезапно его рядом с собой – нависшего над ее компьютером, вздрогнула, откинулась в кресле и почувствовала, как щеки зажглись румянцем. Он, этот несносный «гитарист», встал слишком близко, вторгшись в ее интимное пространство. На работе Валя привыкла, что иногда люди подходят к ее столу, но не ближе, чем на полметра, не нависают, не стоят над душой.

– Утомили, – произнесла Валя, борясь с желанием оттолкнуть рукой Степанова.

– Я? Я не прошел досмотр, представляете? Рабочие-французы забыли в контейнере гаечный ключ!

– Сказали бы инспектору, что это скрипичный ключ.

Некоторое время Валя наблюдала, как меняется цвет лица клиента: от красного к белому, как губы сжимались, и как затем Степанов взял себя в руки. «Он, видимо, тренингом занимается, специальные книжки читает», – подумала Валя. Она была уверена, что пресловутая женская слабость не привлекает мужчин; они сами стремятся к совершенству и предпочитают ярких женщин, а не скрывающих вой достоинства скромниц. Самоуверенная женщина – самая привлекательная и обаятельная!

– Вы меня утомили, Степанов.

– Понимаю, что вы сильно утомлены, – сказал он на удивление мягко, даже вкрадчиво. – Устали. – Да, устала.