Расширяя сферу работы преобразованием в Институт, к чему, как Вы знаете, с самого начала относился осторожно, мы представляли себе сохранение спаянности полностью. В этом и в настоящее время мы видим залог успеха всего Института. <…> Мы очень ценим Ваше влечение к натурализации, мы знаем хорошо вашу эрудицию в этих вопросах, которая делает Вас специалистом в данной области, и для нас нет никаких сомнений в целесообразности вхождения в Институт Отдела натурализации под Вашим руководством. <…> Конечно, программа должна быть увязана с общей программой в интересах существа дела, в интересах взаимного понимания <…>.
Меньше всего по существу мы имеем тенденцию вмешиваться в работу Отдела натурализации. Мы знаем хорошо, что предоставление возможной автономии Отделу будет только плюс. При Вашем авторитете в Москве, умении привлекать лиц и средства в этом отношении мы все пойдем также на максимальные уступки. Иначе дело обстоит с Московским бюро в его остальной части и другими отделами, имеющими тенденцию тяготеть к Москве. <…> Я заявил определенно Ивану Давыдовичу [Шимановичу], что никаких уступок здесь не может быть. Работы Ивана Давыдовича, с которыми он познакомил меня, еще более убедили меня в [его] совершенной неподготовленности к ведению сколько-нибудь самостоятельного учреждения, и для нас стоит вопрос совершенно определенно: Иван Давыдович должен присоединиться к отделу плодоводства [В.В.Пашкевича] и работать под руководством. Мы не пожалеем, если он совершенно отойдет от дела, достоинство учреждения от этого не пострадает <…>.
Знакомство с А. К. Колем вызывает в нас неуверенность за то дело, которое хотелось бы ему поручить, и только войдя в общую колею работ, которые Отдел [прикладной ботаники] давно ведет и неплохо, Александр Карлович будет полезен»[296]
.Иван Давыдович Шиманович в скором времени отошел от работы в Институте; о дальнейшей его судьбе неизвестно.
В письмах Вавилова последующих лет иногда фигурирует фамилия Шиманович, а комментаторы от себя ставят инициалы
Писарев, арестованный в том же году, но несколько раньше, под давлением гэпэушного следствия признал свою мнимую вину и должен был назвать сообщников. В числе других назвал
C. Ю.Шимановича. Никаких данных о возможных родственных связях между С.Ю. и И.Д. Шимановичами не имеется.
Конфронтация Коля с Вавиловым будет нарастать и выйдет далеко за рамки
Об Александре Карловиче Коле сравнительно мало известно. Мы даже не знаем, куда исчез этот мавр, сделавший свое дело, когда и где умер. О нем бродит немало легенд, выдаваемых за достоверные сведения. Так, отвечая на вопрос «Как же случилось, что Коль попал в сотрудники к Вавилову? Что он был за специалист?», В.Н.Сойфер сообщает: «Агроном по образованию, Коль был старше Вавилова. В течение 6 лет он работал в США в лаборатории профессора Хансена в Южной Дакоте и по возвращении понравился Вавилову своей глубокомысленностью, умением вести разговоры на научные темы и, как казалось Вавилову, закономерно был выдвинут в заведующие одним из самых важных подразделений института – Бюро интродукции растений»[297]
.Верно здесь только то, что Коль действительно был на 10 лет старше Вавилова и какое-то время провел в США. Приведенные выше строки из письма Вавилова к Арцыбашеву («Знакомство с А.К.Колем вызывает в нас неуверенность…») показывают, что Николай Иванович впервые говорил с Колем, когда тот уже был сотрудником Отдела прикладной ботаники. О том, какое тот произвел впечатление, видно из письма Николая Ивановича в Нью-Йорк Бородину, написанного в марте 1925 года: «Много тут канители, увязки с Арцыбашевым, Колем, достаточно бестолковым»[298]
.Сомнительно утверждение Сойфера о том, что Коль работал в Южной Дакоте в научной лаборатории известного плодовода профессора Хансена. По сведениям Вавилова, Коль «был сотрудником нашего агентства в США, работавшего по линии Министерства [Наркомата] сельского хозяйства»[299]
. Значит, в США Коль занимался не научной работой, а закупками сельхозпродукции. Похоже, что после его возвращения в СССР Наркомат земледелия, не зная, что с ним делать, пристроил его в Отдел прикладной ботаники.Это было в 1924 году, скорее всего, во второй половине, когда Вавилов находился в Афганистане, то есть он был поставлен перед свершившимся фактом.