Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Ааронсон, хотя и нашел пшеницу, но сам, не будучи ботаником-селекционером, не описал ее как следует, и до сих пор этой пшеницы мы не знаем надлежащим образом. Мне бы самому очень хотелось попасть в эти места, но вряд ли это скоро осуществится, и потому пользуюсь случаем просить Вас, буде это окажется возможным, помочь нам»[343].

Тополянская с готовностью взялась выполнять поручение, но не справилась с ним. Сначала она приняла за дикую пшеницу другое растение, а когда осознала ошибку, сезон созревания пшениц уже прошел, семена осыпались, собрать удалось немного. Она извинялась, объясняла, что работает шесть дней в неделю и сбором растений может заниматься только по выходным.

И вот Вавилов сам набрел на заросли двузернянки!

Она уже созрела и осыпалась. Зерна и колосья надо было отыскивать среди камней, пришлось изрядно помучиться.

Ааронсон полагал, что этот дичок произведет революцию в селекции пшеницы, так как он растет на бедных почвах, неприхотлив, устойчив к засухе, обладает крупным зерном. Такого же мнения был доктор Кук.

Увы! Николай Иванович быстро убедился, что Кук и Ааронсон преувеличивали достоинства этого дичка. Он рос между камнями на влажной, богатой перегноем почве; камни прикрывали его от иссушающего солнца. Зерно у сирийского подвида было мелким, колоски небольшие; скрещивания культурных форм с двузернянкой, если бы и удались, вряд ли позволили бы получить более продуктивные формы (впоследствии опыты это подтвердили). Вавилов с иронией писал о «восточной фантазии» Ааронсона, о том, что «к гиперболическим описаниям Ааронсона и Кука надо было сделать серьезную поправку». Но «дикая пшеница была, конечно, интересна как одно из эволюционных звеньев»[344].

А вот культурная твердая пшеница – хоранка – представлялась очень перспективной для практики. Позднее она была введена в культуру в Азербайджане, занимала десятки тысяч гектаров, использовалась в качестве исходного материала для селекции.

23 сентября 1926 г., Е.И.Барулиной: «Я опечален, дорогая, но должен написать тебе – я поймал малярию. Будет очень неприятно, если это изменит мои планы. Первые приступы случились, когда я был вблизи провинции друзов (Ю. Сирия). <…> Теперь я тороплюсь в Бейрут, пойти к врачу Это очень жаль, т. к. на счету каждый день, и я не могу себе позволить болеть».

Ив тот же день В.Е.Писареву: «Начнем борьбу и на этом фронте. Очень он некстати. Так как каждый день на учете. Сирия начала поддаваться. <…> Собрал уже большой семенной материал. Как-то его отправлять?»[345]

27 сентября, Бейрут, Е.И.Барулиной: «Малярия оказалась ^Ипападанчи”. Три дня сплошной простой, а дальше недели починки. Солдат в армии после нее пускают на шесть недель в отпуск. Починка идет быстро, и через 2 дня думаю от нее избавиться. Вот хуже с визами. Полоса отказов. Спроси, пожалуйста, сколько посылок пришло из Африки».

28 сентября, Е.И.Барулиной: «Полдня писал письма в Египет. Целых 6 длиннейших посланий. Надежды, в сущности, нет. Но делал всё, что зависит от себя. Сегодня и вчера превратился в упаковщика 30 посылок. Лихорадка пока оставила».

29 сентября, В.Е.Писареву: «Л.С.Берг едет в Японию. Надо этот случай использовать <…>. Надо дать ему рублей 300 во что бы то ни стало. И просить его получить для нас в сельскохозяйственных колледжах коллекции местных японских ячменей, пшениц, льна, овса голого, конопли, гречихи, ржи, бобовых, какие там есть, особенно же сои, привезти литературу с таблицами. Очень прошу Вас это сделать. На Льва Семеновича я очень надеюсь. Просите привезти сельскохозяйственные карты японские»[346].

30 сентября, Е. И. Бару липой: «Есть любопытные дикари, начиная с Tr. dicoccoides, но они пропастью отделены от культур. Я, пожалуй, даже не использую нескольких дней в Сирии, ибо для дикой флоры поздно, с культурной ясность».

3 октября, ей же: «По чечевице и Er. ervilia (керсанке) здесь материал большой и, по-видимому, интересный. И та и другая культура здесь большого значения, особенно Er. ervilia. Из всех бобовых на 1-м месте формы среднего размера. Малярия оставила».

4 октября, ей же: «Еду сегодня в Латтаки [Латакия], оттуда в Бейрут. Отправка посылок, выездные приятности обычного порядка. Попытаюсь последний раз получить итальянскую визу. Написал ½ дюжины писем в Египет. Надежд у меня по-прежнему нет, так как египетских ученых не знаю, да их, вероятно, и нет.

Вечер. Вернулся со сломанным автомобилем (1300 верст все-таки сделал). Завтра утром в горы на Ливан, взглянуть на вымирающий кедр ливанский, может быть, найти кое-что из дикарей и в Бейрут собираться восвояси. Сделал уже более 1500 верст на автомобиле по Сирии. Носятся “форды” тут как бешеные – 60–70 верст в час».