«Эта песня в душе моей сызмальства…»

Я знакомством с людьми влиятельными
похвалиться – увы! – не могу:
не бывали моими приятелями,
не вращался я в этом кругу.
Но в другие входил я знакомства,
и с другими большими людьми
я дружил, доверявшими полностью,
одобрявшими планы мои,
положенье и вес имевшие,
не бросавшие слов зазря, –

все строгальщики и разметчики,

все раст'oчники и слесаря.
А каким я красавицам пальчики
целовал, прикасаясь слегка! –
Все шлифовщицы, автоматчицы,
контролеры из ОТК.
Люди самого высшего звания,
самой в мире высокой мечты,
созидания и дерзания,
доброты, красоты, чистоты!

1967

Николаю Анциферову

Как холодный пласт антрацита,
спину жжет промерзший асфальт.
Николай Степаныч Анциферов!
Коля!
           Что с тобой?
                                  Ты ослаб?
Каждый вздох – учащенный, с болью.
Круто выгнута грудь –
                                         как лук.
Над тобой,
                    как сирена в забое,
помощь скорая режет слух.
Только поздно, наверно,
                                            поздно
подплывает шприца цеппелин…
И в глазах
                    сквозь сумрак морозный
звезды зимние отцвели.
Вот и всё.
Как обвал на шахте.
Темнота и порода вокруг.
И снимают рабочие шапки,
Мнут в тисках антрацитовых рук.
Ты от них далеко.
В одиночку,
без заданья и графика смен,
рубишь строчек пласты долгой ночью
в тесном штреке московских стен.
А в окне,

            как весенняя почка,

протирая стекло без конца,
с нетерпеньем любимая дочка
ждет отца…
Мы с тобою одной закваски:
Только я из забоя цехов.
Не замешиваем мы краски
на воде для своих стихов.
Только нам, работягам, под силу
(за глаза скажу и в глаза)
о рабоче-крестьянской России
настоящее слово сказать.
Чтоб народа дела и заботы
не истерлись в слове слепом,
чтобы песня полей и заводов –
как в гербе нашем молот с серпом!

…Все смотрю:

вдруг в плащишке потертом,
до бровей карниз-козырек,
ты пройдешь с улыбочкой тёркинской
через площадь наискосок…

1965

Голоса родной земли