Эта смертельная спираль

– Нет. – Коул качает головой и заводит двигатель. – Не сейчас. Мы ничего не сможем сделать, пока не очистимся от трифаз.

Мы отъезжаем от расколотого дерева и возвращаемся на шоссе. Джип Леобена следует в нескольких десятках метров за нами, его выдает ореол света под дождем.

– Кроме того, я не уверен, что они блефуют.

– Они не убьют нас, – говорю я. – Им нужна копия вакцины, которая хранится в твоей руке, и нужна я, чтобы ее расшифровать.

Коул бросает взгляд в зеркало заднего вида и стискивает челюсти.

– Я беспокоюсь не о нас.

Я следую за его взглядом, а затем, ухватившись за край сиденья, поворачиваюсь и смотрю в заднее стекло. Позади джипа Леобена несколько дронов все так же парят над дорогой там, где мы только что стояли. На одном из них мигает красный огонек. Я не вижу импульсов, которые он отсылает, но эффект от трифаз появляется мгновенно.

Искорки поднимаются над землей и образуют в воздухе сверкающую серебристую дымку, которая взлетает выше и расползается вокруг, поглощая асфальт и чуть не задевая джип Леобена. Она клубится по траве, поглощая все на своем пути и оставляя после себя лишь черную обугленную землю.

Леобен ускоряется, пока между нашими машинами не остается лишь пары десятков сантиметров. Я не могу рассмотреть его или Дакса через лобовое стекло, но я уверена, что они напуганы. Послание Новак ясно: «Трифазы не блеф, и „Небеса“ не побоятся их использовать». Может, они не станут их применять на мне или Коуле.

Но используют на наших друзьях.

Я поворачиваюсь назад и, сжав руки в кулаки, откидываюсь на спинку сиденья. Меня и так пугает предстоящая расшифровка вакцины, но теперь мне придется делать это под дулом пистолета. От этой мысли мне хочется кричать. Я жертвую своей жизнью ради этого. И мне бы хотелось умереть на собственных условиях.

Но, может, еще не все потеряно.

Я скольжу взглядом по спине Коула к пистолету, спрятанному за поясом. У нас не так много рычагов давления – не с трифазами в крови и беспилотниками над нами, – но у меня есть карта в рукаве, которую можно разыграть. Ведь тому, кто захочет расшифровать вакцину с помощью папиного кода, я нужна живой. Я не смогу наставить пистолет на сотню дронов или отряд солдат «Картакса», но могу приставить его к своему виску и шантажировать их этим. Не знаю пока, о чем попрошу или что из этого выйдет, но это даст мне хоть какой-то контроль над последними часами моей жизни.

– Ты должен дать мне пистолет, – говорю я.

Коул бросает на меня взгляд.

– Зачем?

– Ну… чтобы защитить себя. Все это может закончиться перестрелкой между «Картаксом» и «Небесами», Вдруг ты снова пострадаешь?

– А ты умеешь стрелять?

– Я выстрелила одичалому в голову в шахте.

– Ну да, только там расстояние было метров пять. Но меня больше интересует, смогла бы ты попасть в него метров с двадцати в дождь, пока он бежит зигзагами, и не убить его при этом.

Я разочарованно вздыхаю:

– Конечно же, я не смогу этого сделать.

– Тогда пистолет тебе не поможет, но я могу дать тебе кое-что получше. Дай мне несколько минут, я достану.

Вдали сверкает молния, освещая горы на горизонте.

– Без проблем, – говорю я. – Мне пока некуда торопиться.

Коул вновь смотрит в зеркало заднего вида, и его глаза на мгновение стекленеют. Фары джипа загораются ярче, а на приборной панели мигает предупреждение, что включен режим полного автопилота. Коул поворачивается, берет с заднего сиденья рюкзак и роется в нем. И достает оттуда нож.

Я закатываю глаза:

– Ты издеваешься? Нож не лучше пистолета.

– А я этого и не говорил. Просто потерпи еще минутку.

Он откидывает спинку сиденья, позволяя автопилоту управлять джипом, и поднимает футболку до груди. От пулевого ранения, которое он получил в шахтах, теперь осталась лишь крошечная серебряная точка на его подтянутом, мускулистом животе рядом с дорожкой темных волос, уходящей вниз. Я чувствую, как начинает гореть шея от одного вида этого зрелища. И стараясь справиться со своими эмоциями, отвожу взгляд.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Коул прижимает лезвие ножа к своим ребрам.

– Ищу кое-что.

– Что?

Он поворачивает лезвие так, чтобы его острая часть смотрела вбок.

– Это. – Коул вонзает лезвие себе между ребер.

Я упираюсь спиной в дверь, мое сердце пускается вскачь.

– Какого черта ты творишь?

Он, морщась, поворачивает клинок.

– Ох, как больно. Давно я этого не делал.

– Что? – Я прикрываю одной рукой глаза и смотрю на него сквозь пальцы. – Вот черт. Это хранилось в твоей груди?

Коул кивает и, ворча, вытаскивает лезвие. Оно задевает что-то внутри, и раздается металлический лязг. Разрез чистый, и на удивление не видно ни капли крови. Коул прижимает к нему пальцы, и из его груди с хлюпаньем вырывается пучок белых проводов с чем-то на концах.

– Ох, черт возьми. – Я отворачиваюсь к окну и прижимаюсь лбом к стеклу. Меня снова бросает в жар, но на этот раз из-за тошноты. – Так вот зачем ты это сделал.

– Было бы не очень удобно хранить их вне моего тела. Поверь, мне бы не хотелось обнаружить в чрезвычайной ситуации, что я потерял эти флаконы.