Эта смертельная спираль

Новак говорит, что ей нужно все подготовить, поэтому она оставляет меня в комнате, заполненной фотографиями, на которых задокументированы события последних двух лет. Здесь есть размытое по краям изображение с глазного имплантанта, на котором запечатлены беспорядки на оживленной улице в центре города. Я уже видела эту фотографию. Ее сделали в Чикаго, когда посреди города сломался автобус с зараженными на второй стадии людьми, которых везли в карантин. Кто-то запаниковал и открыл дверь, и запах от их тел вырвался на улицу. Это одно из самых масштабных проявлений гнева. В толпе гнев превращается в безумие. Обычно он подталкивает нападать на зараженных, но чем больше людей он охватывает, тем сильнее нарастает истерия, и в конечном итоге все без разбора бросаются друг на друга. В тот день, когда гнев наконец отступил, на улицах лежали сотни тел.

Я прикусываю ноготь на большом пальце, вглядываясь в обезумевшие глаза людей на фотографиях. Нет ничего хуже, чем понимать, что как только тебя коснется запах гидры и охватит гнев, ты навредишь людям против своего желания. И у меня возникает вопрос, не это ли чувствует Коул, когда срабатывают его инстинкты защиты?

– Мисс Агатта?

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Охранник с лей-линиями стоит у двери.

– Мы готовы вас принять. Сюда, пожалуйста.

Кивнув, я отвожу руку ото рта и понимаю, что сгрызла ноготь на большом пальце до кожи, хотя никогда раньше такого не делала. Я заставляю себя опустить руки вдоль тела и следую за охранником вниз по лестнице в дальнюю часть дома.

Спустившись в подвал, мы проходим сквозь свистящий воздушный шлюз в комнату, стены которой обиты звукоизоляцией. Новак ждет меня внутри с двумя людьми: мужчиной с ярко-желтыми волосами и женщиной с гладкой прозрачной кожей, которая выглядит так, словно ей вживлена ДНК лягушки. Я никогда не видела ничего подобного. Сквозь напоминающую стекло кожу видны мышцы и темные полосы вен.

Женщина со стеклянной кожей смотрит в никуда, а один уголок ее рта дергается. Мужчина с желтыми волосами пускает слюни, склонив голову набок. Я медленно перевожу взгляд с них на Новак и поднимаю бровь.

– Это два ведущих мировых эксперта по вирусу гидры, – говорит она. – Ну, или лучшие из тех, с кем мы могли связаться в короткие сроки.

Мужчина медленно кивает, мышцы на его лице искривляются, а в глазах появляется осознанное выражение.

– Подожди, вы используете марионеток? – спрашиваю я.

Подключение к марионеткам один из самых опасных алгоритмов гентеха и один из немногих, которые ООН признали незаконными. Он выращивает в нервной системе пользователя схему из тысяч крошечных проводов, чтобы позволить кукловоду, находящемуся в другом месте, удаленно использовать тело марионетки. Кукловодом может быть кто угодно, и для этого не нужно специальных модулей. Их мозговая активность, как и всегда, просто фиксируется скаллнэтом. Они просто подают мысленные команды, как если бы хотели управлять своим голосом или движениями, и они передаются напрямую в тело марионетки.

Обычно все срабатывает довольно неплохо. Мозг и тела большинства людей похожи настолько, чтобы ментальная команда кивнуть задействовала нужные мышцы в марионетке. Только они не соответствуют на все сто. Поэтому куклы иногда дергаются, а их речь искажается, но при этом такое соединение считается одним из самых безопасных. Если кто-то взломает сигнал, то увидит поток непонятных мышечных импульсов. И чтобы перевести их в слова, требуется почти такая же сложная машина, как и человеческое тело.

Но это действительно опасно. Бывали случаи, когда у марионеток останавливалось сердце, потому что оно получало какие-то непонятные сигналы от кукловода. Или их парализовало от того, что кабели проросли не в том месте. К тому же иногда их заставляют делать то, чего они не хотят. Предполагается, что марионетки должны оставаться в сознании, чтобы прервать сигнал по желанию, но я слышала и о взломанных версиях кода, блокирующих сознание людей. И они, словно в ловушке, оказываются заперты в собственном теле, которым управляет чужая воля, не в состоянии что-либо изменить. Не думаю, что есть что-то более ужасное, чем это.

Я даже и не предполагала, что увижу их вживую и, глядя в эти странные, пустые глаза, надеюсь, что этого больше не случится.

– Это самый безопасный способ поговорить, – объясняет Новак.

– С кем мы говорим, что это требует такой секретности? – Новак приподнимает алую бровь. – С учеными «Картакса», конечно.

Я моргаю и перевожу взгляд с марионеток на Новак и обратно.

– С «Картаксом»? Вы с ума сошли?

– Ты же понимаешь, что хоть наши методы и отличаются, но и «Небеса», и «Картакс» пытаются победить вирус и спасти как можно больше жизней. Мы насмерть сражались друг с другом в прошлом, но понимаем, когда стоит отбросить разногласия и работать вместе.

– Вы работаете вместе?

– Конечно. Без вакцины человечество обречено. Твой отец был единственным человеком, способным написать подобный код. Может, кто-то и дорастет до такого уровня через несколько лет, но, боюсь, к этому времени вирус уничтожит всех на поверхности.