Этаж-42

Склад находился на территории комбината, и это немного ободрило Петра. Кладовщик, открыв одну половинку ворот, сказал Петру, чтобы брали мешки с верхнего ряда, там лучший сорт, высшей марки, как указано в накладной. Петр вместе с водителем за несколько минут перебросили в кузов машины двадцать светло-коричневых бумажных мешков с цементом; кладовщик, похожий на симпатичного мальчишку, расписался в накладной, пожал Петру руку и пожелал им доброй дороги. Петр совсем успокоился. Он понимал, что дело это важное, он уже привык к сложным взаимоотношениям между различными строительными организациями, привык к определенным условностям и даже к мелким нарушениям, на которые порой смотрел снисходительно, понимая, что в общем-то балансе всегда приходит к выгодному для дела результату: тот дал цемент, тот вернул металлом, тот пообещал проволоку… Господи, если не верить людям, никакие бумажки и накладные не помогут. Тут главное, чтобы побыстрее… Чтобы хлопцы там, на площадке, не запарились без него.

Стемнело. В машине было тепло и уютно. Из маленького, висевшего на ремешке перед ветровым стеклом транзистора доносилась грустная мелодия. Петр, склонившись набок и закрыв в полудреме глаза, слушал наплывавшие из эфира звуки, улавливая далекий женский голос, и ему чудилось что-то безбрежное, ясное, залитое солнцем, похожее на морскую даль, в которой тают белые силуэты кораблей.

Николай Львович гнал машину на предельной скорости, и Петр вдруг понял, что это уже не город. Открыв глаза, он увидел освещенную светом фар булыжную дорогу между высокими соснами, какие-то незнакомые домики за высокими заборами, блестевшее озерцо, густой кустарник, силуэт человека в плаще с капюшоном и удилищами на плече.

— Долго ли мы будем искать этот объект? — спросил он с недобрым чувством подозрения, глянув на сосредоточенное, с потухшей сигаретой во рту лицо пожилого водителя.

— Мое дело крутить баранку, — резко повернулся к нему шофер. — Мне за баранку деньги платят…

— А мне за такие прогулки платят? — еще больше насторожился Невирко, сбросив остатки сладкой дремоты.

— Заплатят!

— И много получим?

— Думаю, по четвертаку. Если, конечно, клиент не жмот.

— Значит, едем налево? — спросил окончательно прозревший Петр и придвинулся к водителю. — А накладные значит, липа? Да?

— Законно все, парень, — уверенно ответил шофер, вынимая изо рта сигарету.

— Тем хуже: с законными накладными, да налево. Николай Львович, Николай Львович! В вашем-то возрасте получать срок! — Петр говорил с легкой издевкой, будто он был в стороне от всего происходящего и мог вот так подтрунивать над шофером, позволившим себе непростительную ошибку. Можно было, конечно, приказать остановить машину, повернуть обратно, разом покончить с этой историей. У Петра даже возникло желание положить руку на баранку, но он тут же отогнал эту мысль. Во-первых, не был вполне уверен, что Львович говорит серьезно, как не был уверен и в коварстве Гурского; во-вторых, если все-таки Львович сказал правду, то тут нужно во всем разобраться до конца.

Ждать пришлось недолго. Проехав еще пару километров по лесу, Львович свернул в просеку, выехал на широкую поляну, и тут свет фар ударил в низенький штакетник. Петр открыл дверцу и различил во тьме ряд дачных строений, призрачно проступавших среди садовых деревьев.

Ворота были открыты, двое в плащах, с лопатами, приблизились к Петру.

— Долго же вы ехали, — сказал один с упреком. — Чего мы только не передумали.

— Въезжай во двор, чего время терять! — произнес другой.

— А может, через забор перебросить? — вмешался водитель, и по его тону Петр понял, что здесь все свои люди, все давно знакомо, все оговорено, и тот прекрасно знал, к кому ехал.

Хозяева дачи начали о чем-то полушепотом совещаться с шофером. Петр все так же стоял возле кабины, чувствуя унизительную беспомощность и одновременно нарастающую в нем злость. Он еще не знал, чем закончится эта встреча, только ждал момента, когда скажет свое слово, и тогда выяснится, что все вовсе не так, как думают эти люди у забора.

«Скверная история, — размышлял он мрачно, — документы в порядке, ни к чему не придерешься. Но это же воровство, это же обман государства. Ну и влопался же я в историю!»

За несколько шагов от него разгорелся спор: говорили уже громко, что-то доказывая друг другу, в чем-то клялись, убеждая шофера. Ведь цемент прибыл! Прекрасный цемент марки семьсот, и теперь следует все продумать: куда сложить мешки, где будет надежнее, суше, не так заметно.

Петра охватила ярость. И будто все должно было случиться так, как он решил, крикнул в темноту:

— Львович, кончай канитель! Поехали!

В его голосе, прозвучавшем неестественно громко среди устоявшейся ночной тишины дачного поселка, была вызывающая дерзость, которая насторожила хозяев.

— Товарищи… Что же вы?.. — обратился один из хозяев к Петру слегка заискивающим тоном. — Вот свалим… поужинаем. Идите в дом, там жена.

Но Петр повторил громче:

— Львович, едем!

Львович быстро подошел к машине, рванул за ручку дверцы и полез в кабину.