Этажи

Мне кажется, что чем сложнее устроен мозг, тем более яркие, насыщенные, удивительные сны он рождает. И если в процессе эволюции человеческий мозг и вправду станет куда могущественнее, чем сейчас, то, наверное, поистине катастрофическими станут людские сны. Возможно, они действительно будут создавать иные миры – без всяких художественных преувеличений, которыми увлекаюсь я сегодня. Быть может, в определенный момент, максимально сжавшись, загустев, сон станет настолько сильным, правдоподобным, реальным, что его радиус достигнет критической отметки – рубежа, после прохождения которого уже никакая энергия и никакая материя не смогут покинуть его пределов. И, подобно коллапсирующей звезде, этот сон будет со страшной неумолимостью проваливаться в самого себя – увлекая в черную дыру, в бездну и мозг, и всё человеческое естество.

Пропасть моего мозга бездонна, боюсь, уже сейчас. Всю ночь я падал куда-то глубоко, пока, замедлив падение, не приблизился к чему-то значительному, сокровенному. Это была уже достаточно плотная среда, словно мне приходилось двигаться под водой. И так, пробиваясь сквозь могучую временну́ю толщу, я добрался до воспоминания ни много ни мало двадцатилетней (если не больше) давности. Клянусь богом, я совершенно забыл об этом образе, и вот спустя столько лет – о чудо! – он явился ко мне во сне. Сквозь мутный водяной покров времени я почти различал детские игровые кубики с каким-то удивительным, волшебным орнаментом. Их прообразы, несомненно, существовали в реальности – а потом их разукрасило, бесконечно видоизменило мое воображение. Как всегда во сне, детали рисунка на кубиках – на каждой грани они были разные – ускользали от меня, я лишь силился отчетливо увидеть их… и, однако, что я чувствовал! Боже, что я чувствовал! одна эта попытка, одна эта относительная близость к чуду… заставляли меня испытывать неземное, ни с чем несравнимое удовольствие.

На какие-то минуты, а может (на самом деле), миллисекунды я очутился в далеком, утраченном мною мире вечного детства. И я был счастлив в эти мгновения – так счастлив, как никогда не буду счастлив здесь, на Земле.

*      *      *      *      *

В голове моей что-то щелкнуло – возможно, я вышел на новую, прогрессивную, стадию моего безумия, шизофрении. Меня стал мучить вопрос даже более сложный, чем загадка происхождения Вселенной, и даже более значимый, чем вопрос о ее будущем. Меня глубоко поразило, что существую не только я, – это-то, впрочем, не так удивительно, ибо в принципе объяснимо как с «бытовой» (потому что существуют мои родители и потому что существовали их родители и так далее), так и с «естественнонаучной» (потому что образовались молекулы ДНК и всё завертелось) точек зрения, – но и всё, что меня окружает, что мы называем миром. Откуда взялось столько времени, пространства, материи (и всего – в таком количестве!), как появилось всё сущее? Ибо я вдруг понял, что Ничто должно быть гораздо реальнее и могущественнее всякого Нечто, тогда как мир – это всё-таки что-то, а не ничто. Или, может, нам только кажется, что он является чем-то, тогда как на самом деле и он суть призрачное, всевластное Ничто?

*      *      *      *      *

Я мечтал проникнуть туда всё детство. Но она – всегда была заперта. Не могу сказать, к чему я так стремился – не только ведь к удовлетворению любопытства, как было у большинства мальчишек; нет, сюда примешивалось и другое, странное и страшное, чувство… или, может, вернее, только предчувствие, «предощущение». Хотя где-то в глубине души я знал, что в силу моей великой трусости решающий и роковой шаг я не сделаю. Не шагну… с крыши. Не отважусь ничего сделать… сделать с собой.

Но сегодня, вернее, вчера дверь, ведущая на крышу, оказалась открытой настежь. Тяжелого замка как не бывало. Это была фантастика! И в то же время это – правда, если только последние катания на лифтах не лишили меня рассудка. Крыша моего дома… она ведь максимально близка к звездам. Разве может быть ближе? Да скажите тому мальчишке, которым я был когда-то и который по-прежнему живет во мне, что да, может быть, – он не только не поверит вам, но и сочтет вас человеком недалеким.

Был вечер, наползала, жадно обволакивая землю, ночь; выход в такой таинственный и желанный космос был открыт. Разве мог я не пойти туда? К чему тогда мое существование, все годы творчества, сомнений, исканий, страхов?! Я понимал, что это – внезапно открывшийся путь на крышу – логический вывод (и выход) всей моей жизни.

И я ступил туда, куда не ступала нога никого из нас – мальчишек из моего детства. Закончилась история. Закончилась Игра. Наступило то неведомое «после».