— С пятьдесят седьмого по самый шестьдесят восьмой.
— А я с тридцать седьмого до июля сорок первого. Рад, рад такой встрече…
— Что ж, как-нибудь поговорим обстоятельнее, про свои рабочие годы вспомним. А сейчас — спешу, пока…
Смагин крепко пожал Романцову руку, твердой походкой зашагал к машине.
«Посмотрим, посмотрим, — вслух рассуждал сам с собою Романцов, меря кабинет шагами, — а что? Все может быть. Хорошо все-таки иметь добрых соседей, великое это дело…» Лицо его светилось довольной улыбкой. Директор так размечтался, что не услышал ни того, как в дверь к нему постучали, ни того, как с ним поздоровались, — повернулся и увидел в дверях Наталью Илюхину с выражением любопытства на смуглом красивом лице.
— Проходи, проходи, Наташа.
— Передали мне, чтоб пришла… Вот…
— Садись, — Алексей Фомич выдвинул один из стульев из-под стола. — Смотрю я на тебя, доченька, и никак не пойму, на кого ты больше похожа: на отца или на мать… Мы ведь с отцом твоим Василием Андреевичем, нельзя сказать что друзьями — добрыми приятелями были когда-то. Душевно с ним встречались. Книжник он был, не дай бог какой, и меня приучил…
Романцов отодвинул с угла стола какие-то бумаги, подвинул кресло, сел сбоку.
— Я вас тоже хорошо помню, — осмелела Наташа. — Когда вы у нас бывали, о чем-то разговаривали с отцом, тогда вы еще были без усов… А похожа я наверняка все-таки сама на себя.
Алексей Фомич опять улыбнулся, показывая желтые прокуренные, но еще крепкие зубы.
— Да-а, без усов… и помоложе. Ну, ладно! — Он смерил Наталью пристальным взглядом, без обиняков спросил: — Хочешь работать в библиотеке?
Наталья в нерешительности пожала плечами:
— Хотелось бы, чтоб по специальности все-таки. А потом — сумею ли?..
— Ну, это беда — не беда. Сумеешь, есть кому помочь на первых порах. А на пост фельдшера мы тебя и будем иметь в виду. В библиотеке побудешь, пока не освободится место. Как только освободится — принимай дело. По рукам?.. — Романцов мельком взглянул в окно, в глазах его промелькнули холодные искорки. — Если к этому времени, конечно, никуда не уедешь, — закончил он.
— Алексей Фомич, — заговорила Наталья, она понимала, что намек был на ее отъезд из Починок на Восток, — я ведь понимаю так, что уехать можно лишь ради учебы, не иначе.
— Видал, — подхватил Романцов, обращаясь к вошедшему в это время в кабинет Самохину, — слышал, Петр Ильич, что она сказала? Парторг развел руками.
— По ее словам выходит, что все сбежавшие от нас на новостройки, в город и иные места — уехали чуть ли не с единственной целью — учиться! А Пинчуки из Починок, а Лукины, а Титовы, а Шестерневы?.. Вот она же, Шестернева Евдокия, до последнего времени заведовала библиотекой. А тут, видите ли, две недели назад подала заявление на расчет: «Муж устроился на карьере, переезжаем в Петровск».
«Эх, — подумал Алексей Фомич, — забыл поговорить со Смагиным, чтобы они не очень-то переманивали наши кадры. Надо ему позвонить».
— Шестерневы не едут, остаются, — сказал Самохин, усаживаясь на стул напротив директора.
— Да-а? — Романцов удивился. — Что так?..
— Длинная история. Мы не раз беседовали с самим Шестерневым, убеждали. Мол, ты ведь лучший работник на ферме, к чему тебе этот карьер? Он стал была колебаться, а в последний момент, когда узнал, что разряд ему дадут только третий, а не четвертый, как обещали, а главное, с квартирой, сказали, надо подождать год, а то и больше, — тут он и раздумал. Но главное тут не в нем, а в ней…
— А как же теперь с Шестерневой? — Романцов не понял, что значит — не в нем, а в ней.
— В том-то и дело, что когда ей, Евдокии, предложили там работу распреда на участке — она наотрез отказалась. Что я, говорит, буду тут у вас с бумажками бегать. Мне, говорит, у себя надоело с книжками возиться. О библиотеке она и думать не хочет. Я, говорит, лучше пойду снова на ферму дояркой, люблю и поработать и заработать — тоже.
— Вот те и на! — Романцов посмотрел на Наталью так, что трудно было разобрать: то ли он был доволен, то ли безразличен.
— Хорошо, — сказал он Илюхиной, — принимайся за работу. Зайди к Никитину, он все расскажет, покажет. Не забывай и нашего секретаря, вот он сидит, к нему обращайся за советом и помощью, а если надо — милости прошу ко мне.
Илюхина ушла, а Романцов с Самохиным еще долго обсуждали положение дела. Действительно, многие, особенно молодые сельчане, норовили при случае покинуть совхоз…
— Конечно же, — горячился Романцов, — мы еще не совсем много делаем для того, чтобы создать человеческие условия, но и не так-то мало. Ясли-сад построили, школу расширили, библиотеку переоборудовали, закупочную открыли. Дом культуры возвели, первые четыре дома строим, — загибал он пальцы, поглядывая на Петра Ильича.
Тот сидел молча, лишь в знак согласия слегка кивал головой.
— И не просто Дом культуры, — возбуждался Романцов, — дворец настоящий со зрительным залом почти на пятьсот мест, фойе и комнатами для всяких там кружков да студий… А условия для работы, а льготы для учебы?.. Стипендию совхозную ввели…