Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма (СИ)

Что же получалось? Сапоги, препараты, скорее всего и насчет запаха служанка не ошиблась. К этому можно было прибавить и откровенно враждебный вид господина Морена. Определенно, затея со званым вечером удалась! Тем более что вопросами о следствии никто из гостей меня больше не беспокоил. Даже смотрели настороженно и с ожиданием. Видимо, дочь графини Увельси донесла подслушанный разговор до матери, и тот уже успел облететь в виде сплетни все собравшееся общество.

Я, в свою очередь, уже благосклоннее поглядывал на молодого Зиннера, взявшегося за ум и присоединившегося к родителям. На Беатрисс Нарзаль — любопытно было, что она делала вид, будто совершенно не обращает внимания на Моренов — чинно восседавшую на диване между мужем и ботаником-любителем господином Дрондримом, полностью заросшим своей собственной растительностью. На отставного чиновника Кракела, не отходящего от стола с напитками дальше, чем на два шага… На Себастьяна Нарзаля, взирающего на этот же стол с тоской некормленой собаки. Единственной, на кого у меня не получилось взглянуть даже отдаленно доброжелательно, была племянница барона, явившаяся на вечер в еще более унылом платье, чем обычно. Серый в тонкую синюю полоску наряд позволил ей практически слиться с портьерами — если бы я намеренно не искал ее взглядом, то ни за что бы не заметил — и уже оттуда равнодушно разглядывать собравшихся гостей. Впрочем, нет. На одну-то гостью святоша смотрела совсем не равнодушно, а с откровенной неприязнью. И чем, интересно, ей не угодила орденская посланница? Чуть более приличным нарядом? Сама госпожа легат, однако, смотрела совсем в другую сторону.

— Узнали что-нибудь от этого увальня? — поинтересовался я у госпожи Сазеренн, уже в одиночестве ожидающей, когда сервируют стол.

— Почему вы назвали его увальнем? — неожиданно вступилась она за младшего Зиннера. — Очень достойный молодой человек.

— И в чем же заключаются его достоинства?

— Неужели, вы и его подозреваете?

— Почему бы и нет. Под подозрением должны быть все, пока следствие не нашло неопровержимые улики против одного или нескольких подозреваемых.

— Вот вы бы и искали эти улики!

— Ищу. Вы заметили сапоги господина Морена?

— И что в них особенного? — удивилась госпожа Сазеренн, бросив быстрый взгляд на подозрительную чету. Морены держались удивительно спокойно для тех, кому прямо сообщили о намечаемом аресте. Не выказывали признаков нервозности, не поглядывали ежесекундно на часы, не косились ежеминутно на дверь, и даже на меня старались не смотреть. Господин Морен что-то втолковывал старшему Зиннеру, а госпожа Морен степенно стояла рядом, кивая на то, что говорила ей госпожа Зиннер.

— В прошлом году, — продолжила, между тем, орденская посланница, — каждый второй щеголь в столице носил такие сапоги.

— Эти сапоги были на тот самом незнакомце из заброшенного поместья.

— Неужели?! — у госпожи легата загорелись глаза, и она смотрела на Моренов уже по-другому. — Думаете, это они?

— Факты налицо, — начал перечислять я, — подходящий возраст, сапоги, непонятно, чем занимаются в своем поместье, огороженном в человеческий рост забором. Впрочем, что тут непонятного, — оборвал я сам себя. — Вы видели его руки? — спросил я у собеседницы, на что та отрицательно покачала головой. — Это руки человека постоянно имеющего дело с алхимическими реагентами. И да, слуги рассказывали, — припомнил я рассказы Ганса, — что от них пахнет серой.

— Нет, не серой, но, действительно, пахнет, — согласилась вдруг госпожа Сазеренн, — амоновой солью, — проявила она удивительные познания. — Этот запах долго не выветривается. Но зачем им все это?

— Вам удалось узнать про то поместье?

— Вот об этом я и пыталась поговорить с господином Зиннером, — вздохнула госпожа легат и почему-то смутилась. — Я сказала ему, что отправилась на прогулку, немного заблудилась и оказалась рядом с заброшенным домом. Я даже описала его и добавила, что очень удивилась, встретив в чаще леса такой большой дом.

— А он?

— Господин Зиннер ответил, что в следующий раз будет сопровождать меня на прогулку, чтобы я не заблудилась, — сникнув, сообщила орденская посланница.

«Вот наглец!»

— И это все?

— Все.

— Не рассказал, что за поместье и кто в нем жил?

— Нет, — госпожа Сазеренн, казалось, поникла еще больше. — Вел себя так, будто меня не расслышал.

«Хам!»