Эти три года.

«Дорогие товарищи! В холодной Сибири уже не так холодно: алый цвет сердец создает новый мир в родине ссылок и белого траура. Революционное братство объединяет встретившихся на этих белых степях сыновей Севера, Востока, Юга и Запада…»

И сам он немало способствовал этому объединению: статьями в газете «Революция», которую начал издавать в Омске на венгерском языке, своими выступлениями и своим поведением.

Он ушел из офицерского барака, отказался от привилегий, которыми пользовались офицеры, он стал товарищем, другом солдат.

Офицеры пробовали уговорить его прекратить агитацию. Не вышло. Ему грозили — напрасно. Угрожали расправиться с родителями, братом и сестрой, оставшимися в Будапеште, — ничего не помогло; Лигети продолжал сплачивать вокруг себя военнопленных, разъяснять им, за что борются большевики, организовывать отряды интернационалистов. А когда вспыхнул мятеж белочехов, Лигети вместе с русскими красногвардейцами, вместе с интернационалистами отправляется на защиту Омска.

Белочехов было более пяти тысяч, красногвардейцев и интернационалистов — меньше тысячи. Оборонялись до последнего патрона. Оставшиеся в живых ушли в тайгу. Однажды на берегу Иртыша отряд интернационалистов был окружен офицерским карательным отрядом. Раненый Лигети попал в плен.

Ему предложили купить себе жизнь ценой предательства. Лигети ответил пощечиной на это предложение. Трижды раненного, потерявшего много крови, его избивали до потери сознания.

Друзья готовили Карою побег, но побег не удался.

Во время вспыхнувшего в Омске восстания друзья пытались пробиться к тюрьме и освободить Лигети — не получилось. Восстание подавили, а Лигети снова истязали, каждый раз придумывая для него новые пытки.

На рассвете 2 июня 1919 года палачи решили покончить с Лигети. Но он уже не мог встать — на расстрел его вынесли на носилках. Накануне казни Лигети написал стихотворение — последнее в жизни. Это было поэтическое завещание тем, кто остается жить, кто продолжает бороться.

Пока хоть искра пламенеет в сердце,
Пока сердца стучат в одном строю,
Вперед стремитесь, красные венгерцы,
Я с вами вместе пасть готов в бою!
Затем, что вольность не получишь с ходу,
Ее цена горька и высока.
Благословенье павшим за свободу,
Пусть трусов смоет времени река!
. . . . . . . . . .
Останусь я в могиле безымянной,
Но пламя сердца вам, друзья, отдам,
Чтоб словно факел яростно-багряный,
Могучее, оно светило вам.
В последней битве буду вместе с вами,
Мадьяры, Красной Венгрии сыны!
Мы умерли отважными бойцами,
Вы воскресить нас в подвигах должны!

Ференц Мюнних

В декабре 1917 года в Томский Совет пришел молодой офицер. По привычке, приложив пальцы к козырьку, он сказал:

— Хотим помочь русской революции.

Через несколько дней в Томске был организован интернациональный батальон под командованием молодого офицера, приходившего в Томский городской Совет, прапорщика Ференца Мюнниха. И первое, что сделали интернационалисты, — взяли под стражу офицерский лагерь, одно из гнезд ярой контрреволюции. Действия офицеров были парализованы их же солдатами.

Вместе с тысячами бывших венгерских военнопленных Ференц Мюнних вернулся в родную Венгрию.

Но вернулся он не для того, чтобы издали наблюдать за событиями, происходившими в России, а чтобы разжечь «пламя коммунистического пожара в самом сердце Европы», как писала в те дни о венгерской революции петроградская газета,

Да, венгры — первые в Европе, последовавшие примеру русских товарищей и поднявшие над своей страной красное знамя. Это был «всемирно-исторический переворот», — сказал о венгерской революции Владимир Ильич Ленин.

Двадцать первого марта 1919 года была провозглашена Венгерская советская республика. Во главе ее стали такие испытанные революционеры, как Бела Кун и Тибор Самуэли. А рядом с ними стал бывший поручик австро-венгерской армии Ференц Мюнних.

Но буржуазные правительства европейских государств не могли даже мысли допустить, что в самом центре Европы будет существовать советское государство. И они двинули против венгерской революции свои армии.