– Нет,
Вин грохает кулаком по столу, и, клянусь, весь пентхаус сотрясается.
– Вечно это твое самодовольство, – рычит он. – Не все мы родились с серебряной ложкой во рту!
– Так вот в чем дело? – усмехается она. – Ты злишься на меня из-за того, откуда я родом? Тебе не дают покоя деньги моего отца? Потому что, насколько я знаю, ты тоже пользовался его богатством.
Отец снова сжимает кулак, но на этот раз останавливается, едва не ударив по столу. Вместо этого он закрывает глаза и пытается взять себя в руки.
– А ты когда-нибудь задумывалась о том, что, может быть, я больше не хочу, чтобы это висело у меня над головой? Что ты, черт возьми, принесла в эту семью больше доходов, чем я?
– Я никогда не бросала это тебе в лицо, – огрызается мама. – Ты не просто преуспел, ты добился большего, и плевать, как и где ты начинал. Вот почему мне непонятны твои действия.
Уставившись на нее, Вин поднимает руки, и с его губ срывается простой ответ.
– Если есть что-то, что можно взять, Пэм, почему бы не сделать это? – рассуждает он. – Я создаю наследие.
Мама молчит, словно пытается осмыслить слова Вина.
– Но разве лимит не должен существовать всегда? Черта, которую мы не переступим только ради того, чтобы добавить еще несколько нулей к нашему банковскому счету?
Он смотрит на нее с адским огнем в глазах, не произнося ни слова, и это говорит само за себя.
– Думаю, это ответ на мой вопрос, – усмехается мама, немного отступая назад после того, как у нее снова перехватывает дыхание.
Вин опускает голову и делает глубокий вдох.
– Я не это имел в виду. Конечно, всему есть границы.
Мама вскидывает руку, явно недовольная ходом разговора.
– Я
Я хмурюсь, когда она произносит эти слова, поскольку не понимаю, что они означают. Пока оставляю свое замешательство в стороне, чтобы внимательно послушать и убедиться, что ничего не пропустил.
– Пэм, если бы ты просто вернула мой гроссбух, я был бы рад мирно, цивилизованно поговорить с тобой об этом, но информация, которую ты взяла, важна и к тому же конфиденциальна. Ты можешь втянуть меня в серьезное дерьмо, если я немедленно не верну ее.
Мама пристально смотрит на него. Я никогда раньше не видел ее с такой стороны. Может, ей просто понадобилось открыть глаза, чтобы прийти в себя.
– Ты получишь свой гроссбух, когда я узнаю правду.
С этими словами она поворачивается, чтобы уйти. Кстати, я забыл упомянуть, что под кайфом становлюсь крайне медлительным. Вот почему у меня сейчас дерьмовая реакция, и я попадаюсь.
Мама останавливается как вкопанная, уставившись на меня. По ее лицу стекает тушь. Я застываю на месте, не зная, что делать, не зная, стоит ли объяснять, почему я подслушивал, но, прежде чем я успеваю придумать оправдание, она уходит.
Ничего не говорит. Не сдает меня Вину. Просто уходит.
Я на мгновение ошеломлен ее реакцией, но потом прихожу в себя и бегу обратно к лифту, радуясь, что я босиком и не издаю шума.
Черт его знает, свидетелем чего я только что стал, но теперь я знаю, что есть некий гроссбух, и Вин только что потерпел поражение от женщины, над которой издевался в течение многих лет.
Я не особо верю в подобные вещи, но, похоже, карма вернулась, чтобы надрать ему задницу.
Стоя в лифте, я достаю телефон и отправляю сообщение.
Уэст:
Рикки:
Глава 16
Уэст
– Да ты издеваешься. Ты, блин, под кайфом?
Рикки сразу это замечает, как только я подхожу к его машине в темной толстовке с капюшоном и спортивных штанах. Без сомнения, меня выдали покрасневшие, с расширенными зрачками глаза.
– Слушай, тут какая-то хрень произошла, – говорю я, игнорируя его вопрос.
Он опускает стекло со стороны водителя еще ниже и оглядывается по сторонам, прежде чем заговорить.
– Из-за тебя нас могут поймать. Сечешь? Рано или поздно кто-нибудь нас здесь заметит.
– Я решил подстраховаться, – объясняю я. – Оставил машину на парковке в нескольких кварталах отсюда, а сюда пришел пешком.
Одна его бровь взлетает вверх, затем он оглядывает меня с головы до ног.
– Ты, тупица, думал, что пройти несколько кварталов в трехсотдолларовых кроссовках – это
После его слов на ум снова приходит кличка из комикса. Похоже, сегодня я руководствуюсь ей по полной.
– Тебе повезло, что дело касается Блу, – добавляет он, все еще смеясь надо мной. – Что случилось?