Сами по себе названные выше причины связаны не только с банками. Все – политики и клиенты банков – требовали от них проведения политики легких денег и возможности их получения, а также обеспечения доступа любого желающего к дешевому кредиту. В этом смысле все в той или иной мере содействовали расширению и чрезмерному развитию финансового сектора, поэтому нельзя вину за это возлагать исключительно на рыночную экономику, и в частности на банки и на финансовую сферу. Финансовая сфера допустила огромную ошибку, однако чрезмерное удешевление кредитов произошло не только по ее вине. Эта политика прежде всего расширила возможности для всех – для масштабных инвестиций крупных компаний, для жилищного строительство для богатых и не очень богатых людей и для осуществления государством расходов рестрикцией сбалансированного бюджета сверх государственного долга на финансовом рынке. Сюда следует добавить и драматическое повышение цены на нефть, которое уменьшило имеющиеся доходы бюджета, и внезапно ощутившую угрозу американскую автомобильную промышленность с ее жаждой бензина SUV, внезапно оказавшегося никому не нужным[234]
.То, что довольно бедные люди, переоценившие свою обычную кредитоспособность, оказались в состоянии купить собственный дом, отражало чаяния социальной политики. Удешевление финансирования собственных жилых домов, и прежде всего в США, придумали не банки, а политики. Нельзя сказать, что упрощение доступа к ипотечным кредитам было плохой идеей. Более того, такое удешевление ипотечных кредитов было частью требований социальной реформы XIX в., поддержанных кооперативными банками.
Политика дешевых денег вынуждена была финансировать и такую сверхзатратную программу Германии, как объединение немецких государств, или такую затратную программу Америки, как война в Ираке. Никто не смог заставить население Германии или США умерить потребление из-за увеличения государственных расходов, что потребовалось бы сделать в результате финансирования экстраординарных расходов только за счет налогов. Пришлось прибегнуть к кредитному финансированию, к государственному долгу, что привело к значительной нагрузке на кредитный рынок. Драматичный рост государственного долга в Германии выразился в том, что он в течение десятилетия после объединения немецких государств вырос почти в 4 раза[235]
. Такие темпы роста способны привести к реальному разрушению финансового сектора.Масштабы современного кризиса при этом нельзя полностью объяснить только алчностью участников в финансовых институтах. Они вызваны действиями налогового и социального государства, которое во все большей степени вынуждено финансировать задачи и расходы, но не может больше завинчивать налоговый пресс из-за международной конкуренции и наличия налоговых оазисов, а поэтому вынуждено обращаться к государственному долгу и использованию кредитного рынка.
После краха крупных банков с давней историей все заговорили о необходимости дополнительного контроля. Однако наряду с экстремальностью ситуации полностью дерегулированного капитализма, с одной стороны, и государственным контролем финансового сектора, с другой стороны, следует в качестве третьей альтернативы назвать собственные этические обязанности и самоконтроль в рамках одного рыночного порядка, положенного в основу модели социального рыночного хозяйства.
Идея самоограничения и самоконтроля финансового сектора была утеряна в период с 1997 по 2007 г. и заменена идеей эффективного рынка, который благодаря конкуренции извне сделал самоограничение участников рынка излишним. Контроль посредством эффективных рынков тоже был основой Вашингтонского консенсуса, который обязаны были соблюдать все страны и весь мировой финансовый рынок. Теория социального рыночного хозяйства фрайбургской Школы национальной экономики, Фрайбургский консенсус, подкреплялась такой догмой непогрешимости рынка, что постоянно исключалась из рациональной дискуссии.