5. Небытие порождает бытие, устанавливает ему пределы, поглощает его и вновь порождает, выполняя как конструктивную, так и деструктивную функцию по отношению к бытию. Небытие питается бытием и тем самым постоянно усиливает свою небытийность.
6. Жизнь есть модус небытия, а человек – низший, наиболее несчастный, в силу наличия самосознающего ума, выступающего как источник постоянного унижения, носитель этого модуса.
7. «Воистину мир весь во зле лежит. Зло есть всемирный факт, ибо всякая жизнь в природе начинается с борьбы и злобы, продолжается в страдании и рабстве, кончается смертью и тлением» (В. Соловьев).
8. Ограниченность любой жизни, включая жизнь человека, дополнительно подтверждает отсутствие её онтологического права быть. В силу однократности бытия жизнь каждого человека ничтожна.
9. Всякое условно – сущее как реально несуществующее может соотноситься с другим условно – сущим; соотнесенность различных несуществующих между собой создает внутреннее разнообразие масштабной сложно структурированной иллюзии и порождаемых ею страданий.
10. Массовый человек, в силу инстинкта самосохранения, боится небытия, поэтому его сознание, логика и язык имеют преимущественно бытийную направленность.
11. Культура – это безнадёжная попытка человечества зацепиться за иллюзию бытия и остановить соскальзывание в абсолютное ничто.
12. Только человек, обладающий развитым разумом и душевными качествами, умеет по-настоящему увидеть кошмар наличной иллюзии бытия.
13. Умение оценить содержание и разнообразие ужасов и абсурдности иллюзии бытия приносит разумному человеку страдание. А совесть не позволяет рассуждать о «радостях жизни», пока страдает хотя бы один человек.
14. Способность к состраданию делает человека ещё более несчастным и побуждает его отвергать жизнь.
15. Человек сознаёт, что целью жизни является смерть.
16. Осознание бездны небытия под ногами человека лишает придуманной ценности его жизнь.
17. Всё случайно, человек не может ни на что влиять. Понимание этого уменьшает его страдания.
18. Человек разумный как случайное проявление небытия хочет не быть и не хочет быть. Неприятие жизни усиливает волю к смерти.
19. Нежелание человека оставаться в рамках бытия и стремление в небытие, таким образом, есть результат отсутствия онтологического права бытия быть.
20. Из сказанного вытекают следствия:
1) онтологическая необходимость заставляет человека стремится обратно в абсолют небытия. В качестве предельного случая этого стремления выступает самоубийство; 2) онтологическая ничтожность каждого человека и отсутствие у него права быть делают убийства и самоубийства вполне заурядными, никого не удивляющими явлениями.
По большей части мы являемся участниками спектакля жизни, нежели его наблюдателями. Основную часть нашего бодрствования мы погружены в те или иные содержания – заботы, тревоги, разочарования, ожидания и т. д. Мы почти всё время пребываем внутри этих содержаний. И лишь в редкие часы и дни мы внутренне дистанцируемся, и позволяем себе взглянуть на происходящее в нас и вне нас со стороны. Эти редкие дни оказываются пределами наибольшей осознанности и ясности. В гештальт-психологии это называется сознаванием – простым свидетельствованием всего, что происходит, без какого-либо оценивания и попытки как-то изменить процесс. Так вот, понимание того, что мы не являемся авторами своих мыслей, чувств и действий, так же как и никто другой не является автором своих, ведёт к тому же самому: мы начинаем пассивно наблюдать происходящим. И при этом отмечаем, что наши действия становятся более эффективными. Но вообще, говорить о практической пользе от осознания своей абсолютной беспомощности (предельной беспомощности) – это заключает в себе некое противоречие. Как возможно использовать знание того, что от нас ничего не зависит? Это, чаще всего, невозможно, но следствием этого понимания может случиться (а может и не случиться) некая трансформация самосознания, которая приведёт к большему внутреннему покою.
Мы убеждёны, что жить разумно и нравственно в наличной иллюзии бытия немыслимо. При этом мы рассуждаем следующим образом: разумный человек не может не видеть, что жизнь это совершенно неразумное и крайне болезненное предприятие. Он искренне удивляется нерациональности и лицемерию экзистенциального оптимизма. И при этом продолжает жить. Разве это разумно? Другой случай: оптимист радуется доступным ему в данное время радостям, игнорируя страдания остальных. Это, наверно, вполне разумно, но мы не назвали бы такой эгоизм нравственным. Представим себе святого, который посвятил всю свою жизнь попыткам уменьшить страдания окружающих. Это вполне безнадёжное занятие, поскольку всех слёз он не осушит и все объекты его забот всё равно в итоге умрут. Возможно, его поведение нравственно, но уж никак не разумно. И так во всём. Найти пример нравственной и одновременно разумной жизни крайне сложно. Видимо потому, что сама жизнь по своей природе безнравственна и неразумна, от рождения и до смерти.