Этика Нового Завета

...Матфей, скорее всего, работал в 80-е - 90-е годы, после разрушения Иерусалимского храма римлянами. В тот момент пути церкви и синагоги еще только что разошлись, оставив у обеих сторон недружелюбные чувства по отношению друг к другу и спровоцировав кризис идентичности[24]. Община Матфея и представители зарождающегося раввинистического иудаизма находились в состоянии взаимной борьбы. Каждая сторона считала, что именно она правильно понимает Тору и израильские традиции. Раввины, корни которых уходили в фарисейский иудаизм, предпочитали создавать ограду, устанавливать жесткие границы для своей группы, определяемые в категориях ортопраксии. Напротив, Матфей представляет иудеохристианскую по изначальному своему характеру общину, которая спиритуализировала смысл Торы с помощью герменевтики любви и инициировала миссию к язычникам. Как показала последующая история, Матфей чрезвычайно удачно сформулировал основополагающий рассказ для миссии к язычникам, но, вопреки его желаниям, эта миссия оторвалась от своих иудейских корней.

От формирующегося иудаизма Матфея отделяла прежде всего христология. Ведь в основе его понимания Закона лежало убеждение: Иисус - исполнение Закона и истинный толкователь Закона. Примечательно, что у Матфея мы не находим следов более ранней христианской полемики о необходимости для христиан обрезания и соблюдения пищевых запретов. В чем причина такого отсутствия? Может быть, эти споры были уже позади и церковь Матфея уже сделала уверенные шаги к превращению в языческую «раннекафолическую» церковь? Или в данном отношении евангелист принадлежит к орбите иудаизма[25]? Общая траектория развития раннего христианства склоняет скорее к первой из этих возможностей, однако у нас слишком мало фактов, чтобы можно было делать однозначные выводы. В любом случае Матфей рассматривает гибель Храма как суд Божий на нечестивое и неверное поколение евреев, отвергшее Мессию Божьего. (Подробнее об этом мы поговорим в главе 17.) Такова ситуация, которая лежит в основе острой полемики Матфея с фарисеями.

Однако, по-видимому, и в самой общине евангелиста были какие-то неустроения. Недаром он увещевает христиан не судить друг друга (7:1-5) и разъясняет, как разрешать взаимные обиды (18:15-17). Конечно, эти наставления имеют универсальную значимость, но само их появление в Евангелии, очевидно, обусловлено их актуальностью. Судя по притче о пшенице и плевелах (13:24-30) и ее интерпретации (13:36-43), в общине Матфея шли острые дебаты относительно того, должна ли Церковь пытаться быть общиной непорочных, или ей, в ожидании Страшного суда, подобает принять более двусмысленный статус corpus mixtum. Матфей явно выбирает вторую из этих возможностей, но при этом очень серьезно подходит к требованию праведности. По мнению некоторых экзегетов, одной из задач евангелиста было примирить различия в Церкви (в частности, социально-этические различия между странствующими пророками-харизматиками и более стабильной урбанистической христианской общиной)[26]. На литературном уровне Матфей сводит воедино разные источники, в частности Евангелие от Марка и собрание (или собрания) Иисусовых речений. Относительно того, были ли эти литературные источники связаны с конкретными социальными группами в церкви Матфея, можно лишь строить домыслы.

В любом случае написание этого Евангелия было великим актом синтеза. Евангелист соединил различные предания в мастерское повествование, способное объединить общину в исповедании Иисуса[27]. Не случайно один исследователь даже назвал Матфея «хитроумным церковным дипломатом»[28], создавшим примирительную платформу для плюралистической церкви! Эта гипотеза проливает свет на некоторые противоречия Евангелия (например, противоречие между ригоризмом и милосердием). Противоречия - результат обращения Матфея к различным актуальным проблемам.

Возникает неизбежный вопрос: работает ли осуществленный Матфеем синтез? Присутствует ли в его тексте когерентная богословская и нравственная концепция, или он произвел на свет лишь шаткий компромисс? В той мере, в какой синтез работает, он работает не благодаря систематической когерентности, но благодаря способности рассказа связывать воедино разрозненные элементы. У Матфея Иисус, возвещая Царство Божье, одновременно требует полного этического послушания и учит милости к грешникам. Он поручает Церкви учить исполнению Его заповедей, но при этом остается с общиной, давая ей возможность более гибких решений. Можно согласиться с Леандром Кеком: «Именно логическая нестабильность текста, с одной стороны, не дает идеологической позиции формироваться непрерывно, а с другой стороны, дает возможность различным частям текста с новой силой проигрываться от одной ситуации к другой»[29].

Таким образом, Матфей в миниатюре содержит те же возможности и проблемы для этики, которые содержит новозаветный канон в целом.

5. Повествовательный мир Матфея как контекст для действия