Этикет темной комнаты

Он выбирается из воды и бежит пристраиваться к очереди. Я подплываю ближе к вышке и машу ему. Он, улыбаясь, машет мне в ответ.

После того как прыгнули примерно десять ребятишек, приходит его очередь.

Он на цыпочках подходит к доске для прыжков и просто стоит на ней. Его руки, оттопыренные нарукавниками, и мокрые, торчащие во все стороны волосы заставляют вспомнить об испуганном утенке.

– У тебя получится! – кричу я ему.

– Твой братишка? – спрашивает женщина, держащая девочку с мокрыми хвостиками.

Я киваю, не зная, как объяснить, кем приходится мне Ники.

Он почти доходит до трамплина, но потом отступает, нервно заламывая руки – и я вспоминаю, что Пенни рассказывала мне, как Николай пытался набраться храбрости и прыгнуть с трамплина. Он ужасно хотел это сделать, но боялся.

Это тот же самый бассейн?

Я смотрю на пальмы и нарисованных фламинго.

Да.

Меня выдергивает из моих мыслей возглас женщины рядом:

– Давай, Ники! У тебя получится! – А потом она обращается к своей дочке: – Ты можешь подбодрить Ники? Видишь его? Видишь, какой он смелый?

Спустя какое-то мгновение еще одна женщина кричит:

– У тебя получится!

И скоро все в бассейне хлопают в ладоши и скандируют:

– Давай, Ники, давай! Давай, Ники, давай!

Ошарашенный Николай смотрит на взирающую на него толпу.

Кто-то добродушно смеется над забавным выражением его лица, и все продолжают подбадривать его.

Николай подходит к краю доски, сгибает колени – и прыгает.

Время – вещь непростая.

Слишком ли долго он находится под водой? Или проходит всего несколько секунд, прежде чем он выныривает на поверхность с недоуменной улыбкой на мордашке. Весь бассейн аплодирует ему, а он отфыркивается и плывет ко мне и обнимает меня за шею мокрыми ручонками.

Внезапно включается мой Внутренний Наблюдатель и отмечает, что всего несколько месяцев тому назад мне было не под силу общаться с Николаем. Я думал, мне нечего ему предложить, нечего дать. Скудный запас накопленной энергии приходилось приберегать на какой-нибудь сложный, непредвиденный случай. Я не осознавал этого, но часть меня поверила в то, что забота о ком-то способна меня опустошить. Но как говорится в одной из загадок Николая: что у тебя постоянно прибывает, если ты все больше это отдаешь?

Любовь. Она делает тебя больше, а Пенни была права: мы обязаны становиться больше.

– Сайерс? – слышу я голос Николая. – Ты видел?

– Да, видел.

– Я сделал это.

И я целую его в пахнущую хлоркой макушку:

– Ты сделал это.

Девяносто один

Эван нашел работу через два дня после начала каникул, но, если он не работает, а я не с Николаем, мы проводим с ним время в «Харвест хаус» – кафе с неоштукатуренными кирпичными стенами и скрипучими деревянными полами. Эвану нравится это кафе, потому что в нем много укромных уголков, где можно спокойно читать, а мне – потому что никто из школы здесь не бывает.

Сегодня Эван устал от работы, а я – от солнца, и потому сначала мы пьем фруктовый чай и только потом начинаем общаться.

– Что ты будешь делать в свой день рождения? – спрашивает он, порядком удивляя меня. Я всего раз мельком упомянул о своем скором дне рождения.

– Не знаю… – Я получаю часть наследства, и мама говорит, мне следует купить себе что-нибудь хорошее, но я не знаю, чего хочу. – Дни рождения не так уж и важны.

Эван корчит такую гримасу, будто я сказал нечто действительно ужасное.

– Кто говорит, что они не важны?

Калеб, это он сказал мне так.

Я молчу, и Эван утверждает:

– Ну, все-таки они важны. А восемнадцать лет – большое событие.

Восемнадцать.

Иногда мне кажется, что семнадцати мне никогда и не было, и я не понимаю толком, на какой возраст я себя ощущаю.

Лежащий на столе мобильник Эвана оживает. Он открывает его, а затем улыбается так широко, что становятся видны оба ряда белоснежных зубов.

– Хорошие новости? – спрашиваю я.

– Хочешь поужинать у меня дома?

По дороге Эван объясняет, что ему пришлось поговорить с родителями начистоту.

– Странно так близко дружить с кем-то и при этом все время врать о том, куда идешь.

– Они рассердились?

– Да, – морщится он. – Но, думаю, готовы смириться.

– Они правда сказали, что я могу прийти к вам?

– Это была их идея.

Я улыбаюсь, отвернувшись к окну и стесняясь того, что чувствую себя таким счастливым. А я и не понимал до этого вот момента, как сильно нуждался в их одобрении.

Спустя несколько минут мы уже оказываемся в доме Эвана и, сняв ботинки, проходим в маленькую гостиную, где ждет нас его отец, сидящий в обитом клетчатой тканью кресле. Лицо у него столь неприветливое, что я уверен: сейчас меня выставят вон.

– Эван, почему бы тебе не оставить нас на минутку. – говорит он, и это вовсе не вопрос.

– О, э… – Эван явно растерян, а я со своей стороны взглядом прошу его не оставлять меня одного.

– Мы недолго, – добавляет его отец.

Эван втягивает голову в плечи, словно извиняясь передо мной, и уходит.

Наступает тишина, слышно лишь, как слева от меня в окне работает кондиционер.

Я дрожу.

– Значит… – сурово начинает его отец. – Эван говорит, что вы проводили вместе много времени, пока твоей мамы не было в городе.