– Ничего. Ничего из этого. Все эти мальчики – и Дэниэл,
Эван, выслушав меня, кивает с серьезным видом:
– Ну теперь-то нужен.
Мир – размытая акварель. К тому времени, как мы попрощались с Эваном, дождь прекратился. Эван предложил подвезти меня до дома, но я сказал ему, что у меня есть еще дела и я хочу пройтись. Я думал, это поможет мне собраться с мыслями, но теперь гадаю, а не оттягиваю ли я тем самым свой визит к Пенни.
Сегодня она возвращается домой.
Обхожу лужу, нервы у меня на пределе. Мне страшно, как никогда в жизни. Что, если ей не стало лучше? Или даже
И потом, есть нечто такое, что будет очень тяжело перенести, но я все время задаюсь этим вопросом: «
Может, она говорила то, что, как она считала, должна сказать, чтобы выжить. Как Пенни видела происходящее? Она была взаперти со странным мальчиком, который считал себя кем-то другим. Это было невыносимо. Возможно, она не захочет видеть меня – ни сегодня, ни когда-либо еще, – и если это действительно так, я все пойму. И уйду.
Но прежде я обязательно должен поговорить с ней.
Я продолжаю идти. По мокрым от дождя улицам торгового квартала, мимо витрин магазинов, минуя перекрестки, и оказываюсь в жилом районе, где на улицах гораздо спокойнее.
С цветов в двориках перед домами стекает вода, и когда поднимается ветер, ветви деревьев стряхивают воду с листьев.
Мои ноги начинают болеть. Я продолжаю идти, делаю один шаг за другим, и вот… Я дохожу до Кедровой улицы и вижу обнимающиеся деревья.
Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, а в голове снова прокручиваются все сомнения, но я игнорирую их и начинаю взбираться на холм.
Я уже вижу сидящего за столом для пикников Николая, его личико морщится от усердия, он рисует что-то фломастерами, возможно, в подарок Пенни. Сердце у меня сжимается.
Смотрю на входную дверь. Надо подойти и постучать, но меня все еще одолевают сомнения, и тут к дому подъезжает автомобиль с тонированными стеклами.
Дверца со стороны пассажирского сиденья распахивается.
Из автомобиля выходит Пенни.
Ее длинные темные волосы струятся по плечам, щеки стали полнее, в руке большая зеленая сумка, карие глаза ищут кого-то – и находят меня.
Но не успеваю я опять забеспокоиться о том, что она думает, как на лице у нее появляется улыбка, такая прекрасная, что я не только вижу ее, но и
С крыльца несутся радостные крики. Николай машет Пенни, его босые ноги под столом барабанят по полу – до такой степени он взволнован.
Я смеюсь. Этот момент – подлинный дар, и я не понимаю, почему мне даруется столь многое, но я преисполнен благодарности. За сегодняшний день и за завтрашний – и я замедляю шаг.
Это невероятно странное ощущение… но у меня такое чувство, будто я уже был здесь. Да, в этот самый момент. Мы с Пенни уже переживали происходящее сейчас. Эту сцену мы представляли себе, сидя в темном подвале. И потому я точно знаю, что произойдет дальше. Мы с Пенни побежим друг к другу прямо по лужам, улыбающиеся и вдыхающие воздух после дождя, и, добежав до крыльца, обнимем Николая и друг друга. И я скажу ей: «Спасибо за прошлый раз».
От автора
Сайерс слышит такое от незнакомца, рассуждающего о его будущем. Этот комментарий зацепил его, он заставил задуматься и меня. Я стала гадать: «А способны ли мы пережить серьезную травму?»
Когда мне было восемнадцать лет и я изучала психологию в университете, я ознакомилась с довольно печальной статистикой. Согласно Центрам по контролю и профилактике заболеваний США, чем сильнее травма, пережитая человеком в возрасте до восемнадцати лет, тем с большей вероятностью он будет иметь серьезные ментальные и физические проблемы в будущем. При тяжелой травме вероятность таких проблем может вырасти на 3000 процентов. Доктор Эмми Уэрнер, исследовавшая этот вопрос на протяжении сорока лет, пришла к такому же выводу. Она и ее коллеги наблюдали за детьми, которые росли в крайне неблагоприятных условиях, и оказалось, что, став взрослыми, эти дети, как правило, страдали от проблем с психикой, наркотиками или законом.