Этикет темной комнаты

Калеб.

Мне просто надо поговорить с Калебом, и я тут же окажусь дома. Мама закажет принадлежащий компании самолет, и я полечу в Европу, где восстановлюсь после этой передряги. Придется пропустить учебный год. Но это о’кей, о’кей. Все будет о’кей.

Слышу, как в замочную скважину вставляют ключ.

«Спокойно, контролируй себя. У тебя получится».

В комнату входит мужчина, на нем другая фланелевая рубашка, туго обтягивающая плечи, но на этот раз никаких сапог, его ноги в одних носках. И я начинаю гадать – а где мои ботинки? Очень противно представлять, что он принес меня сюда, снял их, пока я спал, и уложил меня на…

– Это полезно для желудка. – Он протягивает мне дымящуюся кружку. У жидкости в ней слегка чесночный запах, и мысль о том, что это приготовлено им, вызывает во мне отвращение.

– Что это?

– Бульон.

Делаю осторожный глоток. Не бог весть что, но во мне просыпается голод, я вспоминаю, что не ел с… Меня опять охватывает паника.

Я не ел с той экскурсии, но когда это было? Как долго я был в отключке?

Мужчина откидывается на спинку кресла и молча изучает меня, пока я мелкими глотками пью бульон. Его руки спокойно лежат на бедрах, не то что мои – я крепко сжимаю в них теплую кружку. В комнате прохладно, но мужчина, похоже, не чувствует этого.

Допив бульон, говорю:

– Вкусно… Калеб.

Он замирает, и желудок у меня сжимается. Я просчитался. Он, должно быть, забыл, что назвал мне свое имя – похищенному не положено знать имя похитителя.

Но потом он улыбается какой-то странной горько-сладкой улыбкой:

– Правильно. Калеб.

Я с облегчением ставлю кружку на тумбочку. Пружины кровати скрипят при каждом моем движении, я чувствую тяжесть на лодыжке и опять почти что впадаю в панику, но справляюсь с этим.

– Калеб?

– Да? – с готовностью отзывается он.

– Мне нужно, чтобы ты снял с моих ног цепи и принес телефон. – Все хорошо – я говорю спокойно и внушительно, точно как мой дедушка, когда дает инструкции наемному работнику. Рот Калеба открывается, словно он совершенно шокирован моими словами, но я продолжаю – спокойно и вежливо: – Я гарантирую, что мы все уладим меньше чем за час. Мне просто нужно позвонить.

– Я боялся… – Такое впечатление, что он разговаривает сам с собой. – Именно этого я и боялся.

– Понимаю, – успокаивающе говорю я. Он и должен бояться. – Ты откусил больше, чем можешь прожевать, так почему бы тебе не позволить мне все уладить? Я застрахован от похищения, и потому…

– Похищения? – Его взгляд темнеет, и он смахивает пустую кружку с тумбочки. – Думаю, тебе нужно еще поспать.

И не успеваю я и слова сказать, как он выключает верхний свет и закрывает за собой дверь.

Я, ошарашенный, наверное, целую минуту сижу в янтарном свете лампы, но потом слегка очухиваюсь и смотрю на окно. Я не могу дотянуться до него в таком положении и потому переворачиваюсь на живот. Моя правая нога прикована к кровати, зато левая может коснуться пола. Я вытягиваюсь, почти что разрываясь надвое, но толку от этого никакого. Цепь недостаточно длинная.

Ловя равновесие и подпрыгивая, продвигаюсь к окну, пытаюсь пододвинуть кровать ближе к нему, но она не двигается с места. И это странно: она не может быть настолько тяжелой.

Осматриваю ее и вижу, что ножки прикручены к полу. Мое сердце снова начинает колотиться. Представляю, как он делает это. Представляю, как он готовит эту комнату для меня. Должно быть, он спланировал все заранее, а не импровизировал, узнав, кто я. И, должно быть, притворялся, что не знает моего имени.

Тогда почему он не хочет денег? В этом нет никакого смысла.

Догадка поражает меня, подобно выстрелу. Ответ настолько очевиден, что мне стыдно, что я не додумался до этого раньше. Блэр.

Это не может быть совпадением. Блэр был в такой ярости, что угрожал мне в школе – в присутствии свидетелей. Мог он нанять Калеба? В этом, должно быть, замешан и Эван. Если подумать, то Блэр и Калеб даже одеваются похоже. У них один и тот же провинциальный стиль.

О боже, возможно, они члены одной семьи.

Или, по меньшей мере, Калеб – друг семьи.

Готов поспорить, где-то здесь есть видеокамера. Я не вижу ничего похожего на стенах, и здесь слишком темно, чтобы толком разглядеть предметы на книжных полках, но на самом верху красуется чучело совы с большими стеклянными глазами. И я вспоминаю новостное сообщение о куклах-видеонянях с камерами в глазах.

Эван и Блэр, наверное, наблюдают за мной все это время. Меня охватывает стыд, потому что я вспоминаю, как сильно испугался, каким выглядел идиотом. Держу пари, эти социопаты хотят выложить видео с плачущим мной на ютьюбе.

Но ничего у них не получится.

Со злой улыбкой машу перед камерой рукой.

– Я знаю, что вы записываете это, Блэр.

И, обдумывая предстоящий мне разговор с Калебом, стараюсь держаться спокойно и мужественно.

Загорается верхний свет, и я понимаю, что снова спал. Должно быть, Калеб сделал мне укол какого-то сильнодействующего препарата.

– Принес тебе попить. – В руке у него высокая чашка. – Здесь много электролитов.