Этюд багровых вод

Эффи застыла, как олень под прицелом охотничьего ружья. Говорил Янто.

– У меня не было выбора, – почти простонал он, как будто мучился от боли. – Ты же знаешь, этот дом держит меня, и о рябине знаешь…

Он замолчал, и Эффи ощутила, как кровь стынет в жилах. А потом Янто заговорил снова:

– Я должен был вернуть ее. Разве ты не этого хотел?

Эффи ждала, дрожа всем телом, но Янто больше ничего не добавил. Вновь обретя способность двигаться, на подгибающихся ногах она спустилась по лестнице, борясь с наполнявшим ее страхом. Похоже, Янто разговаривал сам с собой – или с чем-то, что не могло ответить.

Вроде призрака.

10

Когда короля предали земле,

Он вовсе не видел снов,
Погрузился в ничто, в серую пелену,
Скинул тяжесть земных оков.
Но забвенья мгла и гнетущий мрак
Были слишком похожи на смерть
И нашел король бальзам для души —
Стал он сны цветные смотреть.

«Сны спящего короля»,

Колин Блэкмар, 193 год от Н.

На следующий день Престон нервничал сильнее обычного и вздрагивал от каждого неожиданного звука – словно, побывав под прицелом ружья Янто, никак не мог успокоиться. Однако Эффи не беспокоила открытая враждебность Янто. Мужчина с ружьем – вполне узнаваемый, понятный враг.

Гораздо больше ее тревожили вещи, видимые лишь краем глаза, и голоса, которые, кроме нее, больше никто не слышал.

Янто не сказал прямо, но он точно больше не хотел видеть их с Престоном вместе. Пришлось работать под покровом ночи.

На то, чтобы внимательно изучить весь дневник, ушли бы дни, а то и недели. Однако уже прочитанные записи вновь и вновь недвусмысленно указывали на Колина Блэкмара. Престон полагал, что у них не так уж много времени на разгадку этой тайны: скоро на пороге возникнут и другие любопытные из литературного колледжа или Янто попросту выставит его из дома.

– Возможно, у нас в запасе всего несколько дней, – сказал Престон. – Предлагаю сосредоточиться на Блэкмаре.

Эффи ничего не знала о Блэкмаре, кроме всплывающей в памяти ужасной поэмы. Она отчетливо помнила, как читала ее наизусть и как при этом кололся школьный свитер.

– Он в крайней степени патриотичный писатель, – пояснил Престон. – Откровенный националист. Вот почему каждый ллирийский ребенок должен знать «Сны спящего короля». И почитать короля, поскольку он убил сотни аргантийцев.

В конце голос Престона чуть дрогнул, и едва уловимый акцент стал более заметным – он всегда нервничал, когда говорил об Арганте.

– Наверняка ллирийское правительство жалеет, что не сможет обеспечить ему место в музее Спящих, – заметила Эффи. Для Спящих существовало одно условие – все они должны быть родом с Юга.

– Да, Блэкмар, надо думать, горюет, что ему не повезло родиться к северу от Лэйлстона. Впрочем, он вполне может что-нибудь сочинить. К примеру, что в его жилах течет южная кровь, но в детстве он осиротел и нашел приют в доме знатного семейства. И вот, пожалуйста – здравствуй, музей Спящих, вечное почитание и магия, – иронично сказал Престон, и Эффи закатила глаза.

– Наверное, тебе очень сложно смириться с ллирийскими суевериями. Пусть они сильно устарели, но это еще не значит, что в них нет доли правды.

– Позволь тебя заверить, в Арганте полно собственных суеверий. Однако я считаю, что магия, в которую верят люди, помогает им спать по ночам и в чем-то облегчает жизнь, но совсем не соответствует объективной истине.

– Неудивительно, что лжец из тебя никудышный, – усмехнулась Эффи. Несмотря на все разглагольствования о том, что хорошо солгать получится, только если собеседник готов обманываться, сам он при любом обмане краснел и запинался, и это ее очаровывало.

– Просто я не люблю лгать. – Престон скрестил руки на груди. – Если бы все говорили правду, мир стал бы намного лучше. Впрочем, я понимаю, что это нереально.

Такой взгляд казался ей до странного наивным. Эффи никогда особо не задумывалась о собственной лжи – не гордилась ей, но и не терзалась чувством вины. Для нее ложь была лишь формой выживания, выходом из расставленной ловушки. Порой животные отгрызали себе конечности, чтобы спастись. Эффи же методично скрывала правду факт за фактом, и порой даже сама сомневалась, остался ли под слоем необходимой лжи настоящий человек.

Уже очень давно она даже не пыталась рассказать кому-либо правду, полагая, что ей все равно не поверят. Особенно Престон, с его претенциозностью и презрением ко всему, что нельзя доказать. И все же, несмотря на все свои принципы, он был не столь узколобым, как поначалу думала Эффи. Престон в самом деле обдумывал все ее слова и новые сведения и при наличии доказательств мог признать свою неправоту.

– Ты веришь в призраков? – вдруг неожиданно для самой себя выпалила Эффи.

– С чего такой вопрос? – удивленно взглянул на нее Престон.