Этюды об ибн Пайко: Тройной роман

У него уже болело бедро, озябли ноги, но с Туз-базара он направился не к мосту через Вардар, тому мосту с четырнадцатью арками, который стоял на вакуфе[18] Иса-бея, а пошел посмотреть окрестности. Уже стемнело, а Петре успел обойти только несколько районов из сорока: он начал с Тахта-Кале, прошел по Капан-джаде и Гази-Лала, потом направился вниз к Карадаку и Кебир Челеби, при этом он все время смотрел вверх, ожидая увидеть за поворотом то одной, то другой улицы мавзолей Гази-баба, а снег все шел и шел, падал на его опинки и их кожаные ремешки, падал на ресницы, уши, закутанные платком, а еще на черепицу домов, которые ему очень понравились — красивые дома, низкие и двухэтажные, выстроенные из твердого саманного кирпича. С балконов домов на него глядели краснощекие дети, которые грызли орехи, кстати, скорлупу там не принято было выбрасывать в окно, ее собирали и выметали, чтобы были чистота и порядок, как их в монастыре учил игумен.

Полностью обессиленный, Петре завершил день под заспанным взглядом монастырского слуги, который не пустил его на постоялый двор, чтобы он мог лечь спать, как это давно сделали другие. Хочешь — обижайся, хочешь — нет. Они разожгли небольшой костер из сосновых веток, чтобы согреться, съели по кусочку копченого мяса, приготовленного для продажи, хлебнули по глотку холодного вина. И хотя они оба все еще немного злились друг на друга, обоим пришлось лечь спать, скрючившись под прилавком на коврике, от которого несло козлом, мочой, и, едва уловимо, пахло женским телом. Сверху они натянули на себя тяжелые шерстяные одеяла. Немного мыслей было той ночью в голове у Петре: он не мог думать даже о впечатлениях дня — мозг у него будто так же окоченел, как и ноги. «Может быть, Баязид приехал в Скопье, может, Баязид уже в крепости, наставь меня, святой Георгий», — только эта мысль еще теплилась у него в голове и искала путь к сознанию, но ее ритм все сильнее убаюкивал его. Впрочем, у таких людей, как Петре, и не бывает в мозгу больше одной мысли одновременно. Какими бы хитрыми, находчивыми и шустрыми они ни были, мысль у них движется медленно и возвращается назад, встретив другую, перекрывающую ей дорогу. В отличие от Петре, для монастырского слуги, который имел совсем другой склад ума, вся ночь прошла в фантазиях, где ему не было препятствий, а мысли его цеплялись одна за другую и перемешивались, и пока во сне он был самым умным и хитрым, душа его таяла в чистом блаженстве. «В Скопье ли Баязид, скажи, святой Георгий, в крепости ли Баязид?» — Эти слова несколько раз прошептал Петре под одеялом, но монастырскому слуге важность этого вопроса не была очевидной.

Шел третий день ярмарки, и Петре казалось, что именно этот день станет судьбоносным. Он решил подняться на крепость, а там будь что будет.

К счастью, самый старый монах заметил, что в крынке замерзла вода, и тогда сын Байко вызвался, вместо монастырского слуги, сбегать к колодцу на краю ярмарки и принести свежей воды для питья и умывания. Но ни слуге, ни кому-то другому не было суждено в этот день умыть лицо. Одна нога здесь, другая там — захромал Петре, шаг за шагом, хром-хром, сразу же и думать забыв, за чем его отправили, помня только о своем плане.

На крепость он сначала смотрел снизу, потому что ее башни и стены высоко вздымались прямо в центре города. Боже ты мой, наверно, аршинов пятьдесят высотой, — говорил себе потрясенный Петре, согретый непонятным теплом. Дождь прекратился, стало гораздо холоднее, а сын Байко, вот чудо, весь кипел и дымился. Крепость казалась ему еще выше, чем она была на самом деле, когда он представлял себе, что там, наверху, далеко от простого народа, находится все начальство, городская управа, наместник, городской голова, а еще — за этими стенами живут и все лучшие люди города, тут их дома и дворцы, их сокровища, гаремы и слуги, а кроме того, в крепости находятся солдаты, склады с зерном, хранилища боеприпасов, пушек, бомб, янычары и их янычарский начальник ходжа-ага[19], а еще и командующий войском, начальник полиции, и управляющий имуществом здесь, да и великий мулла не может быть вне этого места, потому что ему платят двадцать кошельков в год.

Но султан Баязид? И султан Баязид! Конечно, он здесь, наверняка!

Господи, святой Георгий, правда, он там? А не в гостях у губернатора, санджак-бея[20]? Или санджак-бей у него в гостях? У санджак-бея пятьсот солдат, он идет воевать туда, куда его посылает султан, не говоря ни слова, не колеблясь в своей верности, Баязид наверняка милостив к нему. Скопье принадлежит к румелийскому вилайету, и его много раз, как рассказывал игумен, отдавали под управление пашам, которые по своему рангу могли быть наместниками.