Этюды

Площадь уже близко, кучер в последний раз стегнул кнутом замученную жизнью лошадь, в последний раз скрипнуло сломанное колесо. Все было как в тумане. Вот она уже на том самом месте, но ей все равно, чувств нет, они исчезли, постепенно испарились, оставив место одной лишь безысходности. Ветер играл прекрасными локонами, как будто пытаясь унести с собой частицу красоты и юности, прежде чем они безвозвратно исчезнут. Она медленно обвела взглядом беспокойную, предвкушающую занимательное представление толпу и криво усмехнулась. В её глазах осталось лишь презрение и только где-то в глубине иногда осторожно мелькало подобие грусти. Было тихо. Не было ни яростного крика глупой толпы, ни бессмысленных слов обвинителей. Пустота. И пламя, медленно поднимающееся по юной гладкой коже все выше и выше, скользя, извиваясь, безжалостно пожирая все на своем пути. Она исступленно захохотала, эхо зловеще пронеслось над городом, над долиной, над миром…

Небо только-только начало покрываться красноватой дымкой заката. Солнце еще освещало милые узкие улочки европейского города. Площадь была полна людей. Группа туристов спешила за своим гидом: «А эта площадь печально знаменита тем, что раньше на ней сжигали заживо ведьм, по крайней мере, их причастность к колдовству…». Слушатели торопились успеть сделать фотографии со всех возможных ракурсов, пропуская половину из сказанного мимо ушей. Да и так ли это важно, что здесь происходило сотни лет назад?

Солнце, наконец, скрылось за горизонтом, опустив на город бархатный покров ночи. Тишина. Только на старой площади изредка можно услышать еле заметную мелодию ветра, который помнит всё, что здесь когда-то было.

Бал

Оркестр вдруг ожил, и заиграла музыка. И всё переменилось в одно мгновение. Закружилось, завертелось, понеслось в вихре вальсов, мазурок, полонезов… Милое девичье личико сменялось припудренным лицом молодящейся женщины, где-то блеснул драгоценный камень, заключенный в плен фамильного перстня пожилой дамы, где-то со свистом разрезал воздух кокетливо распахнутый веер – всё превратилось во всеобщее мелькание – мелькание лиц, улыбок, взглядов, платьев, сшитых по последней моде, чудесные ткани которых мелодично шуршали в такт музыке, заполняя собой все оставшееся свободное пространство при очередном элегантном па. Быстрый танец сменялся медленным, и вот уже вместо стремительных, немного излишне резких движений, воцарила атмосфера плавности, неги и грации. Очаровательные в приглушенном свете мелькающих свечей дамы, с достоинством приподняв головы, изящно положив руку на плечо партнёра, с легкостью скользят по зеркальной глади паркета, изредка лукаво переглядываясь с кавалером. Оркестр продолжает играть. Моцарт, Гайдн, Штраус и снова Моцарт… Музыканты выбиваются из последних сил, но уже не могут остановиться, они захвачены безумством этого танцевального вихря, зависимы от продолжения этого сумасшествия. Здесь танцуют, плетут интриги, влюбляются, разбивают сердца, назначают тайные встречи, смеются, радуются жизни и вновь танцуют, танцуют, танцуют… И снова играет оркестр, и музыканты не могут остановиться, да и как можно, если вокруг целый мир, если вокруг бал.

Вечность любви

…Когда-нибудь мы встретимся. На том же месте в тот же час, минуту, секунду… Ты улыбнешься как прежде, в глазах весело блеснут золотистые искорки заката. На душе станет тепло и уютно, будто её бережно укутали в шелковистое мягкое одеяло. Пальцы будут рисовать сказочные узоры на побелевшем от страха перед холодами окне. Воздух будет пронизан романтичными ароматами каких-то цветов, что ты нарвал на какой-то клумбе. Так уже было. Давно. И повторится вновь, как и всё в этом мире.

***

Ветер с моря ласково обволакивал девственно зеленые листья оливы, случайно задевая по дороге равнодушную гладь воды в стройной амфоре, заставляя её откликаться легким ненавязчивым дребезжанием, дополнявшим эту картину гармонии единения с природой. Но здесь был и другой мир, параллельный – тёмный и холодный, куда не проникали лучи яркого, по-матерински греющего солнца. Её мир. Той, кто отрешённо смотрела вдаль у распахнутого настежь окна, уступив свои волосы неустанной стихии воздуха. А вокруг неё – пустота. Нет ни запахов, ни звуков, ни цветов. Руки отчаянно сжимают кусок тоги, под глазами тёмными полумесяцами пролегли долгие минуты ожидания.

А за окном море. То тихое и покорное своей многовековой судьбе, то бушующее и яростно вздымающее тяжелые воды, желая сбросить оковы времени. У него цвет неба. По чуть рябящей глади медленно скользят упитанные и довольные жизнью облака, разбиваемые неожиданными налетами яростно кричащих чаек.