В качестве объектов нашего исследования были выбраны три российских города-миллионера: Уфа, Ростов-на-Дону и Пермь. Уфа — столица Башкирии, крупнейшей по численности населения республики России. Этот город интересен и тем, что в нем совместно проживают три крупные российские этнические группы: русские (48,9 % населения), татары (28,3 %) и башкиры (17,1 %), но при этом ни одна из групп не обладает возможностью доминировать. Ростов-на-Дону — «ворота Кавказа» и «столица юга России». Этот город, возникший в XVIII веке как агломерация русской крепости и армянского города (Нахичевань), до сих пор сохраняет особые традиции межэтнического взаимодействия. При этом Ростов находится на границе с зонами повышенной нестабильности — как в регионе Северного Кавказа, так и на территории Донбасса. Наконец, Пермь — один из крупнейших центров Урала, город, считающийся «столицей» российского гражданского общества.
Как показали наши исследования, все три выбранных центра крупных городских агломераций отличаются высоким уровнем социальной стабильности и имеют преимущества в обеспечении более низкого уровня межэтнической напряженности в сравнении с сопоставимыми по численности населения и социально-экономическому потенциалу городами соответствующего федерального округа или экономического района. Так, Уфа имеет некоторые преимущества в Поволжском округе в сравнении с Казанью; на Урале — Пермь в сравнении с Екатеринбургом; на юге — Ростов-на-Дону в сравнении с Волгоградом, Воронежем и Краснодаром. Отобранные нами города отличаются высокой долей «коренных жителей», живущих в городе с рождения: в Ростове-на-Дону они составляют 76 % населения, в Уфе — 60 %, а в Перми — 53 %. Доля респондентов, не желающих переезжать из данного города в другое место, составила в Ростове-на-Дону 88 %, в Перми — 82 %, и в Уфе 74 %[615]
. Обычно уроженцы городов, постоянно проживающие в них, являются хранителями местных традиций. Они же формируют ту социально-культурную определенность, которая помогает мигрантам понять стандарты поведения и приоритетные ценности жителей города. Это, в свою очередь, облегчает процесс интеграции мигрантов в принимающее сообщество.Исследования в фокус-группах, проведенные в городах — объектах нашего исследования (2016–2018), свидетельствуют о существовании пока что мало изученных механизмов саморегуляции, которые фактически предотвращают значительную часть межэтнических конфликтов, но едва ли учитываются в документах по «национальной политике». В Ростове-на-Дону это прежде всего соседские и дружеские связи. В социологическом исследовании ФОМ этот город характеризуется рекордно высокой долей респондентов, которые указывают ценность «дружба, общение с близкими, друзьями, знакомыми», — 73 % при среднем по стране показателе 48 % для городов-миллионеров[616]
. Наши опросы, а также интервью с экспертами показали, что и в русской среде города сложился особый тип социальных связей, который можно назвать «куначеством», как у народов Северного Кавказа, — дружба, связанная с обязательствами взаимной защиты, обеспечения безопасности и экономической взаимопомощи. На протяжении длительного времени в Ростове выработалась «традиция» работы городских властей со слабо контролируемыми социальными порядками, включая и криминализованные структуры. По словам первого мэра города, в начале 1990‐х годовв Ростове всегда был здоровый баланс власти и криминала. <…> В таком балансе Ростов жил и до революции. Власть не закрывала на криминал глаза, она просто понимала существование этой силы. Главное — чтобы население от этого не страдало[617]
.Если оценивать такую управленческую практику с позиций советской культурной традиции, то ее трудно назвать положительной и достойной подражания. Однако у нее могут быть и хорошие последствия: как показывает пример Ростова, в отдельных случаях такого рода неформальные взаимодействия позволяют снизить уровень конфликтности в городской среде.