Ставка на национальные меньшинства и поддержку «угнетенных наций» как естественных союзников большевистской партии делалась в период, когда эта партия, боровшаяся за власть, стремилась к разрушению царской империи и победе в Гражданской войне. Задачи сохранения Советской империи переместили центр тяжести национальной политики в сторону опоры на этническое большинство. Однако тем самым рычаг этнополитического маятника был отведен в то положение, с которого началось движение к новому циклу распада империи.
Принято считать, что политика И. Сталина и его советских последователей была пронизана идеологией. В этой связи советскую политическую систему предлагается определять как «идеологическое государство»[302]
. Отчасти с этим можно согласиться, поскольку идеи, в совокупности составляющие советскую идеологию, включая и такие клише национальной политики, как «право наций на самоопределение», «защита прав национальных меньшинств», «интернационализм» и др., считались обязательным для подданных государства и в ряде случаев отступления от них (зачастую мнимые) использовались государственным аппаратом для наказания диссидентов, да и других советских граждан, — например, за буржуазный национализм как прямую противоположность пролетарскому интернационализму. В то же время для советских вождей советская, ленинская идеология вовсе не была обязательной, они (Сталин в наибольшей мере) свободно и многократно изменяли ей, всякий раз, когда им казалось, что этого требует политическая конъюнктура или личные интересы, а то и прихоти правителя.7. Управляемая ненависть: государственный антисемитизм (1948–1953)
О природе и проявлениях сталинского антисемитизма не прекращаются научные дискуссии, но я ограничусь анализом лишь одной особенности сталинского антисемитизма как государственной политики — его прагматизма, нетипичного для ксенофобии, которая, как правило, опирается на иррациональные эмоции. Немецкий историк Леонид Люкс отмечает, что в отличие от антисемита-фанатика Гитлера, для которого уничтожение евреев являлось абсолютным приоритетом, «Сталин был прежде всего „техником власти“. Он был способен сдерживать свою ненависть, если это обеспечивало ему сохранение деспотического господства»[303]
. Эта прагматическая технология хорошо объясняет перемены в политике вождя по отношению к евреям, впрочем, в такой же мере, как и к другим национальным меньшинствам страны.Поддержка советским правительством национального развития евреев точно совпадает с периодом, когда такую же поддержку получили все «ранее угнетенные народы» (1920–1936). Затем этнополитический маятник качнулся в противоположную сторону — сворачивания политики коренизации, и это затронуло и еврейское население страны, хотя практика репрессий непосредственно по отношению к этой этнической группе проявилась чуть позже времени, названного историками периодом Большого террора (1937–1938). Проиллюстрируем эти циклы двумя примерами.