Это(а) твоя жизнь

Яростным ударом обрушился Сарма на поселок. Его напор был силен как никогда. Девочка каким-то чудом провалилась в небольшое углубление в земле, где смогла поместиться и откуда с ужасом могла видеть пролетающие над ее головой в клубах пыли остатки сорванных с домов крыш. Ей также хорошо было видно несчастных шаманов, мгновенно повалившихся наземь под натиском свирепого Сармы. Совершая обряд на открытом пространстве у них не было возможности успеть спрятаться в укрытии и спастись от опасности. Девочка наблюдала, как взрослые мужчины пытаются ухватиться за траву и торчащие камни, скребут пальцами по утоптанной глине, обламывая ногти, чтобы хоть как-то удержаться и не сорваться с обрыва. Но усилия шаманов были тщетны, живой ветер, видя их жалкие попытки, хлестал по лицам людей песком и пылью, вонзая деревянные щепки и разный мусор в незащищенные одеждой участки тела. Сарма не знает сострадания, он беспощаден – этот всесокрушающий молот духов, приводящий в исполнение их волю. Один из шаманов устал противостоять стихии, закрыл глаза, мысленно простился с этим миром и, разжав пальцы, исчез за краем пропасти. Это только подзадорило злой ветер, и он с новой силой набросился на оставшихся. Из глаз девочки текли слезы, когда у нее на глазах одна за другой обрывались жизни людей, не сделавших никому ничего плохого. «Почему Боги так жестоко наказывают нас?» – этот вопрос не выходил у нее из головы.

По голой и пустой глиняной площадке на краю высокого берега косыми потоками начал поливать холодный дождь, смывая в Байкал последние следы еще недавно стоявших здесь людей, будто их тут никогда и не было.

***

Пробираясь по тайге, чтобы успеть ко времени, Хаданцев не только заметил изменение погоды, но и почувствовал, как животный мир отреагировал на это. Как только замер воздух, и потускнел солнечный свет, перестали щебетать птицы, прекратилось движение в траве, и даже насекомые куда-то попрятались. Сквозь стволы деревьев проглядывалось Малое море, и шаман, наблюдая сбоку, видел, как мчится Сарма и знал, куда тот направляется. Сарма был страшен и великолепен – словно табун исполинских вороных коней тяжелой поступью несся по проливу, взметая водяные валы и валя прибрежные сосны, ибо ему было тесно между двух берегов, а хотелось разгуляться, и с каждой минутой он набирался злой силы. Владимир Валентинович понимал куда летят эти кони, кого через минуту растопчут тяжелыми копытами и, даже не заметив этого, устремят свой бег дальше. С этим пришло осознание, что помощи больше ждать неоткуда и теперь нужно полагаться только на себя.

Из-за направления главного удара в сторону Ольхона в лесу Сарма ощущался не таким ураганным, его крылья лишь незначительно задевали места, по которым шел Хаданцев. Незначительно – это не значит, что это были легкие порывы ветра, это значит, что по сравнению с тем, что испытали на себе жители Хужира, Владимир Валентинович вполне мог стоять на ногах и даже идти вперед. Пока не начался ливень, шаман спрятался за одну из каменных глыб, периодически попадающихся ему на пути, снял с себя рюкзак и достал из него деревянную шкатулку из красного дерева, украшенную витиеватым орнаментом. Бережно открыл ее и достал какой-то предмет, завернутый в кусочек ткани, на котором также были вышиты замысловатые знаки и узоры. Несколько минут Хаданцев рассматривал предмет, потом произнес вслух.

– Хорошо! Что и говорить, мастер делал! – и так же аккуратно убрал предмет в шкатулку, перед этим старательно завернув в вышивку, на минуту задумался, тяжело вздохнул каким-то своим мыслям, встал и побрел дальше.

Приближаясь к заветному месту, Владимир Валентинович весь напрягся, ожидая обычного прилива страха, как старого знакомого, которого не хочется видеть. К этому моменту дождь лил уже вовсю, не оставив на шамане ни одной сухой нитки. Ноги утопали в мокром мху, идти стало совсем тяжело. Вот и показался тот самый кусок скалы, но страха не было, он не давал о себе знать. Первый раз в жизни Хаданцев вплотную приблизился к камню и даже позволил себе коснуться его рукой. Камень, как камень, но волнение захватывало еще больше – если страха здесь больше нет, то где он?!