Это было под Ровно. Конец «осиного гнезда»

Таня и Сережа укладывали на телеги пустые мешки и оружие. Трофим Степанович и Логачев давали последние указания двум партизанам, которые должны были вести

Гюберта и Похитуна сразу на поляну, на наш аэродром.

– Смотрите, хлопцы, строже, как бы не убежали эти гады, – предупредил Карягин. – Этот господин Гюберт, видать, хитрый, как змей.

Ко мне подбежала встревоженная Таня и, кивая на белку, которая была в ее руках, спросила:

– А как же быть с ней, Кондратий Филиппович?

Я усмехнулся. Действительно, проблема!

– Давай мне своего зверя, – сказал один из партизан, который должен был конвоировать пленных, – я его уберегу.

В поход к «осиному гнезду» выступали двадцать четыре человека.

– Филимоныч! – спохватился я. – Где же твоя приманка?

– Ай, батюшки! – всплеснул он руками. – Чуть не запамятовал… Сей минут! – И старик бросился к своей телеге.

– Миша, – обратился я к Березкину, – дай-ка мне один порошочек от насморка.

Березкин усмехнулся, достал из кармана спичечную коробку, завернутую в бинт, извлек из нее порошок и подал мне.

Фома Филимонович порылся в своем мешочке и достал кусок полувяленой говядины. Я разделил его на две части, сделал в каждой глубокий надрез и осторожно высыпал порошок.

– Получай, – сказал я старику.

– Порядок, – заметил он и осведомился: – А начинка верная?

За меня ответил Березкин:

– Будь здоров! Как глотнет, так и зубы на полку.

Мгновенный паралич. И гавкнуть не успеет.

– Добро! – И Фома Филимонович кивнул головой.

Он старательно обернул мясо листьями орешника и положил в карман. Потом достал из-за голенища нож, попробовал лезвие концом большого пальца и заметил:

– Вот навострил, что бритва! Видал?

Подошедший Трофим Степанович доложил:

– Все готово, майор. Можно в путь-дорогу…

– Одну минутку… – проговорил я и крикнул Сереже

Ветрову: – Парень, за тобой остановка!

Сережа, возившийся на телеге у радиостанции, ответил:

– Сейчас, Кондратий Филиппович…

Немного спустя он закончил сеанс и подал мне коротенькую радиограмму. Большая земля сообщала:

«Вторично подтверждаю прибытие самолета ночью на воскресенье два ноль-ноль. Обеспечьте шесть сигнальных костров коридором, два ряда, дайте белую и красную ракеты направлении посадки».

Я чиркнул спичкой и сжег бумажку. Ветров отдал рацию партизанам, идущим на аэродром.

– Всё? – осведомился Трофим Степанович.

– Всё!…

– По коням, хлопцы! – скомандовал Карягин. – Дозор вперед! Держаться, как я сказал.

Четверо партизан выехали вперед и вскоре скрылись в лесу.

Логачев и я сели на коней тех двух партизан, которые повели Гюберта и Похитуна на аэродром.

Отряд всадников вытянулся длинной цепочкой. Впереди ехал Трофим Степанович. Замыкали шествие две телеги: на одной сидели Фома Филимонович и Таня, на другой – Березкин и Ветров.

Солнце зашло. Я посмотрел на часы: стрелки показывали без пяти девять. Двигались точно по тому пути, по которому мы уже прошли в среду. Сгущались зеленоватые сумерки, лес окутывался мраком. Ехали шагом, не торопясь, в полном молчании, только слышно было, как похрапывали кони да под копытами трещал сухой валежник.

Когда землю и лес накрыла теплая тихая звездная ночь, мы наткнулись на наш передовой дозор.

– Большак, – доложили ребята. – Направо развилок.

– Спешиться! Привязать коней к телегам, – скомандовал Трофим Степанович и спросил дозорных: – Далеко ли до большака?

– Сотня метров, не больше, – ответили ему.

В кружок собрались партизаны, назначенные в охранение, и минеры.

– Сверьте часы, – предложил я. – По моим – двадцать два сорок пять. Мины ставить ровно в двадцать три тридцать. Минеры могут отправляться.

– Сбор здесь! – предупредил Трофим Степанович.

Два всадника скрылись в темноте. Перед ними стояла задача заминировать дорогу из «осиного гнезда» в районный центр.

Спустя несколько минут отъехали еще четверо – боевое охранение: двое к Селезневке и двое в Ловлино. Вооруженные ручными пулеметами, они должны были обеспечить операцию от какой-либо случайной угрозы со стороны и блокировать подъезды к гюбертовскому гнезду.

Одного парня оставили сторожить лошадей.

Все остальные – четырнадцать человек, предводительствуемые Фомой Филимоновичем, – зашагали в сторону «осиного гнезда». Кольчугин повел нас по узкой, одному ему известной тропке. Пересекли большак и вновь углубились в лес.

Шли тихо, бесшумно, стараясь не шелохнуть листом, не наступить на сухую ветку, не звякнуть оружием.

Прошло около часа, прежде чем Фома Филимонович остановился на краю поляны. Впереди, шагах в полутораста, виднелись очертания строений Опытной станции.

– Ближе никак нельзя! – шепнул мне старик. – Собаки учуют. – Он глубоко вздохнул и закончил: – Ну, Кондрат, пойду я!…

– Иди! – сказал я и крепко пожал его руку.

Ночная темнота быстро скрыла его удаляющуюся фигуру. Ко мне подошли Таня и Сережа, стали рядом, молча, недвижимо. В тишине леса чуялось что-то обманчивое, враждебное.

Вдруг тишину нарушило грозное ворчание псов, и сразу раздался повелительный окрик, громкое щелканье затвора:

– Хальт!