Это было под Ровно. Конец «осиного гнезда»

– Здесь глубоко?.. – спросил я, подходя к краю протока.

– Надо спустить туда машину, а сами переберемся по бревнам.

– Дело! – одобрил Фома Филимонович.

Березкин сел за баранку, осадил машину назад, а затем, взяв немного вправо, подогнал ее к самому берегу. Выключив скорость, он вышел. Все пятеро уперлись в машину сзади.

И Фома Филимонович скомандовал:

– Раз, два… взяли! Е-ще р-раз!…

Машина послушно подалась вперед, на секунду повисла передними колесами и, нырнув носом в проток, встала на попа.

– Теперь ее без трактора не выручить, – заметил Логачев.

– Пошли! – сказал я и, чиркнув спичку, взглянул на часы. – В нашем распоряжении час и пять минут. Успеем?

– А тут всего минут сорок хода, – ответил Фома Филимонович. – За мной топайте. Я прямиком выведу.

Он постоял некоторое время, вглядываясь в лес, в небо, и затем уверенно зашагал вправо от лесной дороги.

46. ГЮБЕРТ НЕ ХОЧЕТ В САМОЛЕТ

И кто мог подумать, что шутка Трофима Степановича обернется правдой? А получилось так.

Трофим Степанович подоспел со своими лихими хлопцами на поляну буквально за пять минут до прихода самолета. Мы стояли уже у костров, со спичками в руках, вслушиваясь в тишину ночи, поджидая с нетерпением рокота моторов.

Привязав коней и сложив трофеи возле Гюберта и Похитуна, которых охраняли двое бойцов, партизаны во главе с Трофимом Степановичем кучкой устремились на поляну.

И в это время Таня крикнула:

– Летит! Слышите, летит!

Все замерли. Действительно, с востока наплывал гул моторов.

– Пали костры! – во всю глотку крикнул я.

В шести местах взметнулось пламя, такое яркое, что поляна сразу приобрела фантастический вид.

И в этом тоже сказался сметливый ум Миши Березкина.

Он еще в то утро, когда мы покидали поляну, припрятал две бутылки с жидкостью «КС» и не сказал об этом никому ни слова. А сегодня, вернее – несколько минут назад, вручил мне их и сказал:

– Не ругайтесь, Кондратий Филиппович… Так будет лучше. Без них мы обошлись, а случись дождь – могли бы запоздать с сигналами.

Костры пылали, высоко выбрасывая белые языки пламени. Я пустил белую, а вслед за ней и красную ракету.

Рокот моторов приближался, потом ослаб. Самолет мягко опустился на поляну, побежал по травяному ковру и остановился, урча приглушенными моторами. Все опрометью бросились к нему.

Кто-то выпрыгнул из открывшейся дверцы самолета, не ожидая, пока спустят лесенку. Я подбежал. Это был майор

Петрунин.

– Кондратий Филиппович! Старина! – И он обнял меня.

– Как дела? Говори скорее!

– Все в порядке!

– Провели?

– Сделали все, что можно было сделать, и немножко больше.

– Даже?

– Честно.

– Гасите костры! – крикнул Петрунин.

Ребята мгновенно забросали костры приготовленной землей, и они погасли. Сразу стало темно. По поляне потек едкий белый дым.

Потом из самолета вылез лейтенант Костя Воронков, и мы обнялись.

– А это что за народ? – спросил меня шепотом Петрунин.

– Партизаны! Они нас крепко выручили!

На землю сошли пилоты, штурман, механик, радист, стрелок и два бойца, вооруженные ручными пулеметами.

Тут же подоспели мои ребята и партизаны. Все знакомились, трясли друг другу руки, засыпали друг друга вопросами, шутили, смеялись.

– Рассказывайте, Кондратий Филиппович, рассказывайте! – дергал меня за руку Костя.

– Что тебе рассказывать? – усмехнулся я.

– Расправились?

– Полностью.

– А документы?

– Четыре мешка.

– Вот это да! – воскликнул Костя.

– И два живых фашиста в придачу! – подсказал подоспевший Сережа Ветров.

Костя присвистнул. Петрунин наклонился и стал всматриваться в лицо Сережи.

– Наш радист, – представил я смущенного, краснеющего хлопца.

– Ветров! – в один голос воскликнули Петрунин и Воронков.

– Он самый! – вынужден был ответить я, так как Сережа молчал. – А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь – Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.

Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.

– А что за фашисты? – спросил Костя.

– Фашисты знатные! – ответил ему Фома Филимонович. – И серьезные…

Окружающие дружно рассмеялись.

– Как это понимать?

И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.

– Майор Гюберт и шифровальщик Похитун, – произнес он и спрятался за чью-то спину.

На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок «предателя», но было уже поздно.

– Это… это серьезно? – оторопело спросил Петрунин.

– Серьезно, друже! Сущая правда, – ответил я.

– А где они?

– Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке, –

сказал Логачев.

– Вот оно как… – еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин. – Гюберт и Похитун? Хм… Ну, знаете…

– Сколько пассажиров? – раздался сердитый бас пилота.

– Восемь, – ответил я.

– А груз?

– Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.

– Дайте-ка мне провожатого, – сказал пилот. – Я погляжу поле.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.

– Давайте грузиться, товарищи! – потребовал второй пилот. – Через полтора часа начнет светать.

Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти.