Это было в Праге. Том 2. Книга 3. Свет над Влтавой

Дрожащей рукой Крайна взял документ.

Пока он его развертывал, Обермейер пояснил ему:

– Этот документ – лишь один из серии, которыми располагают мои друзья. Случись что-нибудь со мной, все документы немедленно попадут в руки министра внутренних дел Носека.

Крайна прочитал:

«Дальнейшее содержание во вверенном мне лагере “почетного узника” Владимира Крайны я бы считал нецелесообразным. Агентура доносит, что многие заключенные догадываются, что с Крайной ведется тайная игра. Привилегированное положение, которое ему здесь создано, вызывает нежелательные кривотолки и может отрицательно повлиять на дальнейшее использование Крайны в наших целях. Я сегодня беседовал с ним. Он сам высказывает опасения за свое будущее…»

Письмо было подписано начальником Терезинского концлагеря эсэсовцем Генрихом Йоклом.

Крайна опустился в кресло, и его лицо снова покрылось бледностью.

– Могу добавить к этому, – сказал Обермейер, – что нынешнее ваше положение не лучше того, в котором вы были, пребывая во дворце Печека или в лагере. Я бы на вашем месте не устраивал никаких обструкций и демаршей.

Крайна разительно переменился: теперь перед Обермейером сидел жалкий, беспомощный человек. Он смотрел в сторону, и губы его вздрагивали и кривились.

– Я пока не могу уловить цели вашего визита. Я слышу только неясные намеки и вполне ясные угрозы, – сдавленным голосом проговорил Крайна. – Надеюсь, не для этого вы приехали ко мне?

– Вы не дали мне возможности рассказать о цели визита. Я имею поручение Управления стратегических служб США повидать вас…

– С этого и надо было начинать, – прервал его Крайна.

– Повторяю, – напомнил Обермейер, – что вы лишили меня всякой возможности начать деловой разговор.

– Простите… я проявил неуместную нервозность, – с натянутой улыбкой пробормотал Крайна. Бледность постепенно сходила с его лица.

– С вами желает говорить господин Борн. Но если вы и в его присутствии допустите неуместную нервозность, то могу заверить: от вас останется одно воспоминание. Был генеральный секретарь национально-социалистической партии, и нет его!

Крайна вышел из-за стола и взволнованно начал ходить по комнате.

– Это исключено. Совершенно исключено! Я же не ребенок. Когда и где я могу принять этого господина?

– Только здесь, в вашем кабинете, и не дальше как через двадцать минут, – ответил Обермейер, подошел к телефону, снял трубку, набрал номер и произнес условленные четыре слова: – Наш друг вас ожидает.

Крайна потерянно наблюдал за ним.

– Как все неприятно получилось, – сказал он. – Я не мог осознать всего значения вашего визита. Мой промах – следствие тревожной действительности.

Губы Обермейера сжались.

– Потрудитесь лично встретить господина Борна. Через несколько минут он будет здесь.

2

В вестибюле Борн молча обменялся рукопожатием с Крайной. Войдя в кабинет, он сказал Обермейеру:

– За углом, налево, вас ждет машина.

Обермейер раскланялся с Крайной. «Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить».

Когда Обермейер вышел, Борн сразу приступил к делу.

– Здесь, надеюсь, можно говорить капитально?

– Да, да. Ради бога! Я весь к вашим услугам. Я очень рад, что вы удалили этого господина.

– Почему?

– Он… ну, как бы вам сказать… – подыскивая слова, забормотал Крайна. – Он затруднил бы взаимопонимание… Этот человек выводит меня из равновесия…

– Да… – неопределенно откликнулся Борн. – Прежде всего, скажите: насколько прочно ваше личное положение в партии?

Крайна сказал, что он пользуется полным доверием председателя партии Зенкла и всех лидеров партии и чувствует себя достаточно крепко и прочно.

– Не угрожает ли опасность со стороны отдельных лиц, которые в какой-либо мере осведомлены о вашем альянсе с покойным Франком и гестапо?

Крайна ответил, что больше всего, как это ни странно, опасается гестаповца Обермейера. Он был участником его ареста и допросов. Он представлял его штандартенфюреру фон Термицу, начальнику гестапо оберштурмбаннфюреру Герке и, наконец, самому Франку. Такая категория людей, как Обермейер, вообще опасна с точки зрения новых задач и планов. Это интриган. Это – человек-флюгер, принимающий любое положение под дуновением политического ветра, под влиянием политической конъюнктуры. Он готов служить кому угодно. И может только навредить. Обермейер и сейчас вел себя крайне неприлично, безобразно, угрожал без всякого повода к этому, вынул пистолет, хвастался своим влиятельным положением, которое якобы занимает в Управлении стратегических служб. Можно было понять, не зная его, что не господин Борн стоит над Обермейером, а Обермейер над Борном. Или такое его заявление: «Гестапо было и есть. Пока жив хотя бы один гестаповец, оно будет делать настоящую погоду в Европе». О чем это говорит? О наглости, о самоуверенности.

Борн насторожился. Обермейер вырисовывался перед ним в новом виде. В голосе Крайны Борн не уловил ни одной фальшивой нотки.

– Что вы предлагаете? – спросил он хозяина.

– Я буду с вами откровенен, – заверил Крайна. – Я бы такого опасного свидетеля устранил. Чтобы понять вас и найти с вами общий язык, такой посредник совершенно лишний.