Это было в Праге. Том 2. Книга 3. Свет над Влтавой

– Я сказал вам, что готов принять участие в общем деле, – продолжал Слива, остановившись против Гоуски. – Но я хочу сначала уточнить наши взаимоотношения. – Следуя примеру хозяина, он взял в рот ломтик лимона и вытер руку салфеткой. – Кажется, я имею право оговорить свои условия?

– Что вы, что вы!.. Об этом не может быть и речи, – ответил Гоуска, выплевывая зернышки.

Слива не торопился. Памятуя указания Ярослава, он действовал рассудительно, спокойно, взвешивая каждое свое слово. Он хотел, чтобы Гоуска хорошо его понял, и старался говорить коротко и ясно.

– Во-первых, я знаю только вас. Пока. А дальше будет видно. Поэтому, ради бога, не сводите меня ни с кем без особой на то надобности. Согласны?

– Безусловно.

– Во-вторых. Как в свое время вы меня, так теперь я вас буду информировать устно и ни в каком случае не письменно. Представьте себе на минуту, что та устная информация о Владимире Крайне, которую вы в свое время дали гестапо, была бы закреплена вами в письменной форме. А? Допустим на минуту, что такой изобличающий документ дожил бы до наших дней? Ведь он послужил бы основанием для ареста не только Крайны, но, пожалуй…

Гоуска промычал что-то нечленораздельное. Он не любил, когда затевали разговор о его былых подвигах, и поэтому поспешил перебить Сливу:

– Согласен с вами полностью. Информируйте меня устно.

– Отлично. И последнее условие. Я буду выполнять только те ваши поручения, которые мне по силам и не смогут поставить под угрозу провала. В этом, я думаю, вы заинтересованы не меньше, чем я. Мой провал – это ваш провал. И наоборот.

– Договорились! – Довольный тем, что все решилось так быстро, Гоуска приподнялся. – Вашу руку. А теперь вот что скажите, – он пытливо посмотрел на Сливу и подмигнул глазом. – В каком положении сейчас расследование гибели врача Нерича? Ну, вы знаете… об этом сообщалось в газетах в прошлом месяце.

– По-моему, расследование зашло в тупик. Во всяком случае, насколько мне известно, до сих пор не удалось установить, сам ли Нерич покончил с собой или его столкнули под поезд. А почему это вас интересует?

Гоуска подошел к Сливе и сказал доверительно:

– Я буду откровенен. Наши общие друзья заинтересованы в том, чтобы расследование никогда не вышло из тупика. – Он рассмеялся и добавил: – Из безнадежного тупика.

– Так оно, видно, и будет, – успокоил Слива. – Все перспективы утеряны, если они вообще были. Да и сам Нерич не стоит того, чтобы его гибелью так долго занимались.

– Вы думаете?

– Конечно. А теперь разрешите мне задать вам один законный вопрос.

Гоуска выразил живейшую готовность слушать.

– Пожалуйста.

– Вы уже не раз в беседах со мной употребляли слово «друзья». Я прошу расшифровать: кого вы имеете в виду? Учтите, что меня интересуют не фамилии. Я хочу знать: американцы они, англичане или французы?

Гоуска тихо рассмеялся.

– Я сейчас объясню, для какой цели мне это нужно, – проговорил Слива.

Через его руки, сказал он, в Корпус национальной безопасности попал документ. Он компрометирует одну американскую чету, проживающую в Праге. Если информация об этом документе попадет в руки англичан или французов, то они, вне всяких сомнений, используют ее в своих интересах и доставят большие неприятности американцам. Слива в этом не заинтересован. У него есть на этот счет свои соображения. Если угодно, он их изложит.

– Друзья – это американцы! – выпалил Гоуска. – Кроме них, я никого не признаю и вам то же советую. А что это за документ? Сказать по правде, вы меня заинтриговали.

Слива охотно ответил на вопрос Гоуски. Дело вот в чем. До войны в Праге жил американский дипломат Прэн. Его знали как Прэна – и только. И сейчас его знают не больше. Но не он главное действующее лицо в этой истории. Речь идет о его жене Эльвире. Антонину Сливе, как «сотруднику» гестапо в период войны и сотруднику Корпуса национальной безопасности после войны, известно, что Эльвира не американка, а немка. Ее фамилия Эрман. Профессия – шантанная танцовщица. У нее есть брат Мориц Обермейер, бывший гестаповец в чине штурмбаннфюрера. Где он сейчас, сказать трудно. На днях, будучи дежурным по Корпусу, Слива принял двух польских артистов. Они и вручили ему документ, о котором сейчас идет речь.

– Дева Мария! – всплеснул руками Гоуска. – Это чрезвычайно интересно!

– Я тоже держусь такого мнения, – подтвердил Слива, достал из кармана бумаги и подал их Гоуске. – Читайте.

Гоуска торопливо подошел к письменному столу, наклонился и при свете настольной лампы прочитал документ: