Это я тебя убила

– Съешь последний? – Она со слабой усмешкой протягивает мне миндальный орех, подавшись ближе. Явно хочет сменить тему. – Рикус прав, их слопали быстро. Надо попросить приготовить еще. Сразу бочку. Розмариновая карамель божественна.

Я смотрю на пальцы, почти коснувшиеся моих губ, потом Орфо в лицо. Она замерла, не отрывая глаз, и как ни хочется вкрадчиво напомнить: «У нас так не принято, нет?» – я завороженно тянусь навстречу и забираю орех. Задевая ртом кожу на подушечках, чувствую сладость.

– Смею ответить тем же? – Беру кусочек молодого сыра и подношу к ее рту, но она только качает головой и мягко сжимает мою руку, отводя ее.

– Больше не хочу есть. Как-нибудь в другой раз.

– Переживаешь. – Это не вопрос; как бы она ни старалась держаться безмятежно, на лице то и дело что-то проступает. Она кивает. Я вздыхаю, возвращаю сыр на доску и, просто не зная, что сделать еще, беру чашу. – Тогда выпей, отвлекись.

– Подталкиваешь меня к дурному! – Но снова ее пальцы накрывают мои поверх ножки чаши, и глоток Орфо делает довольно большой. Стреляет в меня новым взглядом. – Кстати, это твоя. Больше не боишься, что…

Правда, моя: не выпита и наполовину, ее-то опустела после последнего тоста. Орфо чувствует, как напрягается моя рука; сжимает ее крепче и буднично сообщает:

– Даже не надейся, я уже не смогу его выплюнуть. И вызывать рвоту не буду. И вообще прекращай это, Эвер, лучше тоже отвлекайся. – Снова она кивает на вино. Я нехотя пью. Она довольно усмехается. – Вот так-то. Сладкое, правда? Пьется как сок, а эффект…

Эффект мощный, судя по Клио, но я не чувствую. Точно нет такого воздействия, как вчера, мой ум ясен, и думаю, я даже смог бы встать. Но я не хочу. Мне нравится сидеть рядом с Орфо, нравится ощущать ее пальцы поверх своей руки. Чаша разделяет нас. Мы отражаемся в ней. Орфо не глядя берет кувшин и подливает еще, делает глоток, я повторяю. Это словно ритуал, ритуал… примирения? Нет, не так, скорее пугающего, сладостно-сокрушительного узнавания заново. Я отпиваю еще, но уже не могу отвести взгляда от ее ставших ярче губ. Она так же пристально, точно с ожиданием, смотрит на меня.

– Ты кое-что сказала вчера. – Я не осознаю, как произнес это. Но уже боюсь, что зря.

– Что? – Она лишь улыбается уголком рта. – Я много болтала.

Самые пошлые вещи, которые только можно обрушить на человека. Про язык и другие части тела, вот что вспоминается мне, когда она облизывает губы, и, проклятие, я уже не могу реагировать на это так, как вчера, – злиться, смущаться. Дышать становится сложнее, сердце словно поднимается к горлу, но я справляюсь с собой и произношу другие слова:

– Что, возможно, я нравился тебе в детстве. Это правда?

Орфо хмурится, задумавшись. У нее неплохой шанс пожать плечами и заявить, что она вообще такого признания не помнит, была слишком пьяна и не станет это обсуждать. Но она выбирает другое: снова слегка тянет чашу на себя, отпивает и, смотря поверх дрожащей винной поверхности, интересуется:

– А если да? – Что-то почти недоброе появляется в ее глазах. – Ты был мне дорог, ты был красивым, а мне почти исполнилось тринадцать. – Она тихо фыркает. – В кого мне было влюбляться, в Илфокиона или, может, в кого-то из толпы обезьян, которая гукала вокруг Лина?

– Влюбляться… – Я даже чуть встряхиваю головой, некстати вспомнив кое-что еще. – А ведь я мог заподозрить. Например, когда ты опаивала меня…

Но тут Орфо краснеет и перебивает очень быстро:

– Я только иногда гладила тебя по волосам и по руке, пока ты спал! – Взгляд даже становится почти испуганным, а через секунду – оскорбленным. – Эй! Я была все-таки маленькой и невинной, Эвер, ну, меньше и уж точно невиннее, и даже если бы это было в наш последний год, я бы ни за что… – Зарычав, она отмахивается, да так, что проливает вино на наши руки. – О боги, Эвер. – Тут она вздыхает с видом покорности судьбе. – Боги. Да, понимаю, выглядит глупо и гадко, но давай честно. Как ни крути, я была еще достаточно мала, чтобы считать, что в этом смысле ты для меня старый. И уже достаточно взрослой, чтобы понимать твою проблему. Ее я понимала и в восемь лет, как ты мог заметить.

Я смотрю на нее, сам не понимая свои чувства. Поначалу она почти пугала меня этой откровенностью, потом развеселила, и я не осознал, что фыркаю, раз за разом. А последние слова обдали холодом. Заставили сжать пальцы на ножке чаши. Проблема. Проблему она упомянула и накануне. Проблему, только чуть-чуть перевернутую с ног на голову, она сегодня донесла до Клио. И эта проблема прямо сейчас вскипает горьким ответом-вопросом:

– Что же случилось вчера?

Я уколол ее намеренно, сам не зная, зачем опять пытаюсь разбудить чувство вины. Она же попросила прощения. А я признал, что сам не помешал ей. Это низко. Но я все-таки напал не на ту. Орфо тоже помнит наш утренний разговор и теперь, наклонившись и слизнув вино с собственных, наверняка ставших липкими пальцев, парирует:

– А с тобой что случилось?