Это я тебя убила

Она знает: у меня нет ответа. И тоже бьет осознанно, в конце концов, я учил ее фехтовать и орудовать хлыстом, эти боевые навыки она прихватила и во все остальные дела. А ее взгляд обездвиживает. Я словно лицом к лицу со змеей, с завораживающей синеглазой коброй, раздувшей капюшон и готовой атаковать снова. И она атакует:

– Позволишь мне выяснить, что будет, если я…

«Повторю» – горит во взгляде. Но я целую ее раньше, сделав еще и то, чего делать точно не стоило: одной рукой слегка сжимаю ее горло. Тревожу следы собственных когтей – когтей Монстра – и слышу тихое шипение, но тут же она возвращает жест: хватает за горло меня, тоже легко находя борозду от хлыста. Она, тронутая магией Скорфуса, не саднит так, как нанесенные мной раны, но вспышка боли все-таки заставляет рвано выдохнуть. И впиться в ее губы грубее.

Я не хочу возвращать ей все то, что она обрушила на меня вчера, – так я думаю в первые секунды. Но она не хочет иначе, судя по тому, как хрустят мои пальцы на ножке серебряной чаши. Мы все еще держим недопитое вино, ее рука поверх моей, но от усилившейся хватки я вздрагиваю, обливаю нам обоим одежду, а потом чаша со стуком падает. Ладонь Орфо тут же скользит по моей влажной груди: поверх рубашки, почти сразу – под ней. Я пытаюсь удержать ее за локоть, но вместо этого рука, смяв ткань туники, ведет по плечу, задевает тяжелую волну волос, и я не успеваю очнуться – пальцы уже зарываются в них на затылке, опускаются к задней стороне шеи, снова поднимаются, большим я задеваю кожу за ее ухом…

– М-м-м, – шепчет Орфо, на секунду отрываясь от меня. – Ненавижу безмозглых сатиров, которым лишь бы намотать волосы на кулак. – Я чувствую ее вторую руку, тоже под одеждой, на спине, и ногти игриво проходятся по хребту. – Но все-таки я не совсем кошка.

Ее губы снова с нежной настойчивостью касаются моих, то кусая, то лаская; моя ладонь ведет по плавному, горячему изгибу ее спины – все еще сквозь тунику; тронь я ее иначе – наверное, умру. Но я в шаге от того, чтобы проверить, и, наверное чувствуя это по дрожи моих пальцев, Орфо тянет меня ближе за ворот, откидывается назад – и, похоже, ее не волнует обилие песка, с которым тут же соприкасаются разметавшиеся волосы. Зато ей явно нравится то, как я теперь нависаю над ней и как всматриваюсь в лицо. Голова кружится. Пряди падают на глаза.

– Что? – тихо спрашивает она, ладонью продолжая скользить по моей груди.

Пытаюсь вздохнуть, мечась взглядом по ее лицу. Пытаюсь заставить себя очнуться. Я не должен этого делать. Мы не должны, по множеству причин. Она наблюдает, но когда я, проиграв самому себе, снова тянусь к ней, прикрывает глаза. Ее шея вся в этих подживающих, уже покрытых коркой следах, вызывающих у меня дрожь стыда и ужаса, но стоит поцеловать кожу возле одного из таких участков, как Орфо отзывается всем телом, рвано выдыхает. Тянет меня еще ближе. Ее колени соприкасаются с моими бедрами, ее руки опять впиваются в ткань рубашки, и уже мои ладони движутся по ее спине вниз. Она… восхитительная. Восхитительная в этой чуть насмешливой открытости, в этой жажде, в том, как легко уступает напору сейчас – когда во мне проснулось что-то, чего я должен бояться, но страх не может пробиться сквозь огонь. Я целую ее шею и плечо, ослабив тесьму на вороте. Снова шею, снова губы, линию подбородка, мочку уха. Сама она лишь перебирает мои волосы, но стоит посмотреть ей в глаза – и что-то меняется, и вот уже она тянется ко мне: поцеловать в щеку, в висок, в левую скулу. Делает плавное движение – и на спине оказываюсь я, она нависает надо мной. Замерев, мы снова смотрим друг на друга, тяжело дыша. У нее сильно расширены зрачки, у меня наверняка тоже, но с моря дует прохладный ветер, ероша наши волосы, забираясь под одежду и словно отрезвляя.

Здесь не место для подобного сумасшествия. А это – не время. Я плавно качаю головой.

Она вглядывается в меня еще несколько мгновений, переводя дыхание, потом проводит указательным пальцем от моего лба до кончика носа. Невольно я смыкаю ресницы – и губы снова обжигает поцелуй.

– Я не знаю, нравился ли ты мне в детстве, – шепчет Орфо. – И понимаю, что не могла нравиться тебе, потому что ты нормальный. Но ты нравишься мне сейчас. – Я открываю глаза. – Надеюсь, ты понимаешь: я говорю это не в надежде спастись от смерти, а как раз потому, что мне нечего терять. – Она отстраняется. Выпрямляется, вздыхает еще раз, с силой взбивает волосы, избавляясь от песка, а потом начинает оправлять воротник. – И надеюсь, ты понимаешь: мне также плевать, что ты думаешь. Я ничего не прошу. – Она щурится, а потом, не успеваю я найти ответ хоть на это, коварно приподнимает брови. – Ну разве что могла бы попросить жаркую ночь перед самой коронацией, потому что это правда, меня до безумия тянет к тебе. Но я не посмею.