Это я тебя убила

– Почему не едите кукуру-узу? – с удовольствием растягивая-разглядывая слово чужого языка, спрашивает Илфокион, но цепкие глаза спрашивают совсем о другом.

– Она кажется мне еще неспелой, мелковата.

Конечно, она поспела: только в таком виде ее можно приготовить и съесть без риска зубы переломать. И конечно, Орфо достаточно взрослая, чтобы я, уходя на покой, короновал чету, а не ее одну. Но я не думал об этом. Ни дня. Ее жизнь и так слишком часто кроилась другим в угоду.

– Орфо не побежит замуж, просто чтоб не начинать одной правление. – Все же отказываюсь от иносказаний и вылавливаю поджаристый початок из горшка. – Не говоря уже о том… – с хрустом надкусываю зубчики вместе с кочерыжкой, или на чем там они сидят? – что она не будет одна. Сенат никогда не нравился мне настолько, насколько сейчас. Физалия никогда не была столь дружелюбна. – Илфокион вздыхает, и я тоже. – И на тебя я рассчитываю. – Тут он даже чуть улыбается, ему идет это искреннее благодарное удивление. – Да и в конце концов… – смеюсь, заглотив кукурузу и запив хорошей порцией вина, – я-то тоже не покойник еще. Да, правила суровы, но пару отцовских советов дать смогу!

Илфокион кашляет; в глазах я ловлю тень того, чему не рад. Страх. Поразительно, но он взблескивает там всякий раз, как я хоть между делом, шутя упоминаю свой отход в мир иной. Вряд ли скорый, да, ведь я не стар, но грядущий, скажем так, в перспективе. Я спокоен: все мы смертны, кто-то еще и внезапно, и даже правила не могут до конца уберечь нас от подобных неприятностей. Но у Илфокиона с этим сложнее, и именно в такие моменты – видя, какими становятся дергаными его движения, какой вымученной – улыбка, я вспоминаю пару простых фактов. Во-первых, рядом со мной он дитя еще, ему едва тридцать. А во-вторых, все же нет, он самая разумная голова в моем кругу. И он слишком привязан ко мне, чтоб я не позволил себе немного честности. Ведь и я, не скрою, прикипел к нему. Хоть что-то взял себе у…

Нет, нет. Сгинь, мой призрак. И поверь, ничего я у тебя не отнимал, ты потеряла все сама.

– Есть кое-кто, за кого я бы ее с величайшим удовольствием выдал, – признаюсь я. – И с кем, при некоторых… э-э, поправках, со временем, она бы вознеслась на, думаю, изумительные высоты. – Щурюсь. – Вдобавок был бы славный дипломатический изверт для соседей. Красиво, нет? Вернуться, так сказать, к тому, что почтенный Иникихар…

Илфокиону не нужно уточнений. Все на поверхности.

– Кир Эвер. – Это не вопрос, во взгляде и голосе ни возмущения, ни даже удивления. – Что ж. Правило равнокровия тут вам на руку. – Он хорошо владеет собой; даже если мысль чем-то ему претит, я этого не увижу. Но, скорее всего, ему просто все равно, ведь оба мы не забывчивые глупцы. – А вот правило безгрешности – нет. Он убийца.

Под стать ей, ведь так? – мелькает в глазах, а может, нет. Если и так, не станет зацикливаться, с некоторых пор он ненавидит пустые моральные драмы, зато любит понятные приказы. Проверка на ложь была формальностью, я велел быть снисходительным ко всему, что натворила – или гипотетически натворила – моя дочь. И он будет. Но ответить мне нечем, кроме:

– Увы.

И пусть понимает как хочет.

Он съедает еще пару мидий и початков, а я наблюдаю за ним молча, думая о горьком. Убийцы, кругом убийцы, а ведь тебя, именно тебя, мальчик, я сделал бы преемником, если бы пришлось спасать грешные жизни своих детишек. Лина – понимаю теперь-то, что он как пить дать обрек себя на кару богов, допустив всю дрянь с Эвером. И Орфо – мое славное чудище. Илфокион, прошедший в двадцать лет проверку, которая им не снилась, мог бы стать неплохим правителем вместо всех нас, и, не сомневаюсь, у него бы здоровые, красивые дети родились… но, увы, он убивал в юности, убивает и сейчас. Его руки в крови по локоть, если не выше.

Из-за тебя, Валато. И из-за меня.

Летит откуда-то знойный ветер, заставив задрожать даже кофе в его кружке. Я отпиваю вина, и оно неожиданно отдает кровью. Я прикусил губу, сильно. Илфокион это заметил.

– Что вас тревожит? – Он подается чуть ближе, посматривая исподлобья, напоминая нахохленного сокола. Я отвечаю прямо:

– Твоя судьба.

– Моя?.. – Он удивлен. И я, ведь я не совсем понимаю, откуда эти слова, их словно предчувствие дурное шепнуло. Нет, у них есть подоплека, но все же.

– Твоя, мальчик. – Легонько хлопаю его по запястью. Пусть разожмет кулак. – Эта стрижка… вдруг поменяешь, а я только привык? Она мне нравится больше, чем предыдущие.

Хлипкие мелкие косицы, какие носит лукавый желтый народ Ийтакоса. Пышное подобие мочалки, на которое его вдохновили темнокожие музыканты с Черных островов. Длинные, до поясницы, патлы красного народа, украшенные бусами да перьями, – на Диком континенте что, нет ножниц или нет вшей? Мода на все игаптское тоже нехороша, но Илфокиону, пусть он гириец до кончиков ногтей, правда идет. Только бы еще не покрыл себя татуировками, как мад-джа – ортодоксальные гоплиты этой Республики.