Это я тебя убила

– Илфокион. – Не уверена, но кажется, одним из проступков, за которые его разжаловали, было как раз «непротивление вероломному нападению в двухчасие». Не в это ли?

Клио кивает:

– Он был моложе, у него были волнистые волосы, как у тебя, и…

– Да, он еще не повернулся на моде так сильно! – Неловко улыбаюсь. Не знаю, как побороть дурноту. – Так что же тебя потрясло, что мама попыталась защитить сына, всего-то?

Может, я не права; может, мамина жажда мести действительно затмила в те дни родительский инстинкт и уступила ему неожиданно и чудесно. Но пока мне видится скорее расчет: кому без Лина наследовать престол, не мне же? Тогда она ведь еще не планировала ни убивать себя, ни забирать его с собой… Но Клио совершенно тверда.

– Что это было первым ее поступком, хотя у нее были все шансы убить вражеских короля и наследника, вовремя отдав приказ или бросившись самой. – Клио облизывает губы. – Мы были близко. На расстоянии удара хлыста. – А она лежала… молчала… прижимала его к себе… Как брат меня. Все это время.

Да. С этой позиции выглядит действительно человечно. Но мысль я отгоняю почти с яростью, внезапно чувствуя желание едва ли не сплюнуть под ноги со словами: «Вот это да, вот это мать мечты!» Как… как Клио может? Говорить так, будто речь не о женщине, развязавшей войну из-за пустых иллюзий, амбиций и обид? Не о женщине, которая потом чуть не зарезала этого самого сына и сломала мне нос? Как?..

Нет. Заткнись, дура, подумай. Она говорит это, потому что ты спросила сама. Потому что она куда добрее тебя. И потому что она-то не была для этой женщины нелюбимым, лишним ребенком. Возможно, она даже верит: при всех омерзительных тиранских замашках Валато Каператис была отличной мамочкой, раз у нее выросла такая замечательная я. Нет даже смысла ее разочаровывать. Но Лин… бедный брат. Послушно рассматривающий трупы, лежащий на окровавленной земле, слушающий свист стрел над головой. Меня все меньше удивляет то, что в какой-то момент он стал нуждаться в дурных свойствах сонного зелья. Меня все меньше удивляет… многое. А еще кое-что кажется теперь особенно важным, и я осторожно, преодолев сопротивление той своей части, которую Скорфус ласково зовет «заноза в заднице», спрашиваю:

– Клио, мы все еще не подруги?

Скорее всего, нет, учитывая, что три последних дня я провела в полукоме, а она – как преступница. Но она молчит, словно ждет продолжения. Украдкой подумав о двери, за которую в день знакомства так ее и не пустила, я решаюсь спросить:

– Ты встрет… увидела Лина именно тогда? Что было потом?

– Ничего. – Кажется, она даже не колебалась, решаясь дать мне ответ. Но он мало похож на то, чего я могла бы ожидать. – Ничего, правда, Орфо. Я раз за разом видела его на поле боя, видела, как он ходит за своей торжествующей мамой, ловила его взгляд, а он ловил мой, мы… мы осторожно улыбались друг другу. – Она запинается. Кусает губы сильнее и сильнее. – Мне было жаль его, я чувствовала, что он тут как пленник. И я видела, что он жалеет меня; возможно, думает о том, что свою маленькую сестренку ни за что не взял бы смотреть на трупы. Всего раз… – Она лезет вдруг за ворот туники. Там блестит тонкая золотая цепочка, но я ни разу не видела, что на ней висит. – …он дал мне это. – Щелкает медальон с выгравированным крокодильчиком, внутри оказывается маленький засушенный цветок земляники. – Он это чудом сделал, когда ваша мама не видела… – Клио защелкивает медальон и быстро убирает назад.

– Я выращивала. – Не знаю, почему голос падает. Не знаю, почему мне опять хочется спрятаться. – Можешь считать, он тебе передал привет от меня, хотя ты меня не знала, ха-ха…

Клио улыбается, но молчит; взгляд ее остается пристальным и грустным. Она понимает, какой вопрос вертится у меня на языке. Она понимает, что, скорее всего, я и сама прекрасно знаю ответ, но все равно спрошу.

– Ты надеялась, что между нашими странами что-то наладится, и вы…

– Увидимся, – выдыхает она, и ладонь ложится на ручку двери. – Просто увидимся, поговорим хоть раз…

Глаза теперь круглые и влажные, но губы не дрожат. «Знаю, ты считаешь меня дурой», – вот что читается на лице, в самой позе: ссутулившиеся плечи, спина, прижавшаяся к двери, ладонь, стиснутая на металлическом изгибе.

– Клио, мне так жаль… – Я не подхожу. Вряд ли нужно обнимать ее, вдруг тогда она опять разревется и сама будет не рада? – Очень жаль. Это ужасно.

Ужаснее, Клио, только то, что мой брат, похоже, тебя не заслуживал. Как я не заслуживала Эвера. Семейное.

– Ведь с тобой у него были шансы перестать быть таким… – запинаюсь, решаю обрушить на нее любимое словечко Скорфуса, надеюсь на улыбку, – засранцем.

– Что? – Она правда вроде немного отвлекается. Морщит нос. – Звучит вонюче…

– Нет, нет, проблема в другом, но это неважно! – Смеюсь как можно бодрее, пока еще могу. Недолго. И, подавшись ближе, все-таки обнимаю ее. – Ох… Ты замечательная, Клио. Просто замечательная. Если подумать, лучшей королевы я бы и не пожелала.