Это я тебя убила

В том, что сделала она, – может быть. В том, что сделал ты – вряд ли. Ты убил людей. Тебя никто не заставлял, и тебе нечего было бояться. Ведь так?

Никто не говорит этого вслух, но слова явственны в голове. Холодные, с присвистом, они напоминают голос Монстра в минуты, когда он внушал ужасы жертвам и звал их к себе. «Спустись. Посмотри мне в глаза. В твоей жизни все равно нет смысла». Я морщусь, ловлю взгляд, полный жалости, дрожащей рукой ставлю кубок обратно на окно.

– Эвер…

– Я в порядке. Правда.

Беру тарелку и вилку, опять отправляю что-то в рот. Непонятный желтоватый овощ, по форме напоминает скорее цветок, на вкус как цуккини.

– Это карликовые патиссоны, – произносит Орфо. Не без гордости. – Их тоже вывела я.

Не хочу говорить о трагических случайностях. Не хочу думать об омерзительных симптомах подземной болезни, или как это назвать. Хочу, чтобы голос в голове замолчал. Карликовые патиссоны – тоже очень смертная вещь. И, цепляясь за нее, я снова слабо улыбаюсь.

– Есть ощущение, что в мое отсутствие ты только и делала, что выводила новые сорта растений. А я ведь еще с детства подталкивал тебя это попробовать.

Орфо слегка морщит нос, закатывает глаза, но, судя по усмешке, не собирается спорить.

– А что еще я могла делать, когда рухнул мой мир?

– Прямо так… – бросаю я бездумно. И стоит огромного труда не отвести глаз, когда она серьезно кивает.

– Да. Именно так. Эвер… – Я вижу мягкое движение вперед, слышу шелест платья от того, как она кладет ногу на ногу. В глазах проступает особенно яркая синева. – Я же говорила. Я не хотела жить. Мне было уже все равно, что ты сделал, я желала одного: увидеть тебя снова, и…

– И все же ты пришла за мной только четыре года спустя.

Слова падают в густую тишину, где Орфо застывает испуганным зверьком. Но смотрит она неотрывно, ждет; по губам я читаю непроизносимое, грустное «что?..». Медлю, прежде чем продолжить. Я сам не осознал, как укорил ее снова, хотя она уже каялась, объяснялась. Долго я продержался: омерзительная заноза сидела во мне с утра, все-таки этот поступок, вернее многолетнее бездействие, плохо укладывалось в голове. Тот я, что молил о помощи в ледяном мраке, тот я, что бессильно наблюдал за зверствами собственного искореженного тела, просто не мог принять правду: в это время маленькая принцесса продолжала жить жизнь. Пусть болезненную. Пусть полную слез, печали, одиночества. Это была жизнь в дневном свете, в тепле и безопасности, без криков и крови. Я не мог дать имени чувству, которое испытывал: что-то намного сильнее обиды, ведь обижаться можно за разрушенный замок из песка; что-то намного горше гнева, ведь Орфо правда была ребенком, который имел право на страх, тем более на неведение. Больше этого чувства меня мучил только один вопрос. И, наверное, лучше задать и его, раз я это начал. Чтобы кое-что понять раз и навсегда.

– Признайся… – Голос садится. Я прокашливаюсь. – Орфо, пожалуйста. Это уже не имеет значения, но мне важно знать. Ты… ты вообще спустилась бы в Подземье, если бы Лин был жив и тебе не грозил трон? Все-таки вчера тебе просто повезло, это очень опасное место.

Куда опаснее, чем ты и даже твой кот можете представить.

Она молчит некоторое время – сидит, все так же подаваясь навстречу, точно порываясь встать, и нервно покачивает ногой. Удивилась, расстроилась, испугалась, но быстро это скрыла. Теперь я тщетно ищу во взгляде хоть что-то. Раздражение, обида, смущение? Нет, ничего. Но говорит она с усилием. С таким, будто слова все-таки причиняют ей боль:

– Риск не значил бы для меня ничего, дело в другом. И это я тоже, кажется, пыталась объяснить. Если бы не коронация, я просто не узнала бы, что тебя можно спасти. Я… – Голос все же срывается. – Эвер, я была убеждена, что убила тебя. Сожгла, вмуровала в камень, развеяла по ветру, не знаю… и молчала, как истинная преступница. – Она сглатывает, натянуто усмехается. – Понимаю. Тебе, наверное, стало бы чуть легче, услышь ты, что я ходила на этот пляж каждый день, и простукивала скалы, и звала тебя. Да, сначала я ходила. Простукивала. Звала. Но быстро перестала, отчаялась. А потом, по сути, тебя спас Скорфус. Прости. Я не хочу врать.

– Ясно. – Пытаюсь понять, что дали мне эти слова. Похоже, ничего, кроме нелепого понимания: самый положительный герой во всей нашей истории – кот. – Спасибо за честность. И… – Снова медлю, но заканчиваю: – За спасение тоже, это очень храбрый поступок. Кажется, этого я тебе так и не сказал. Правда, спасибо, что ты меня вытащила. Внизу я… был мерзким собеседником.

А теперь чувствую облегчение, будто что-то сбросил с плеч. И это неожиданно.