– Отлично, – сказала я. – Просто заскочи к нам и подмахни бумаги, или я могу их тебе привезти.
Мы получили разрешение на брак – в штате Теннесси оно действует месяц, – и где-то через неделю наш друг позвонил нам, сказал, что собирается на вечеринку Кентукки Дерби в нашем районе и может зайти. Посидел с нами в гостиной пару минут, сказал что-то приятное о любви, выпил стакан клюквенного сока, поставил свою подпись и отправился на вечеринку. Позже я попросила маму расписаться в качестве свидетеля и отнесла документы на почту. Мы не менее женаты, чем все остальные.
Позже в тот день мы вышли прогуляться и купили новую газонокосилку.
Возможно ли, что беспокойству приходит конец как раз в тот момент, когда у нас не остается на него времени? Я не выходила замуж за Карла, поке не решила, что он умирает. Ночью мы лежали в постели, держась за руки.
– Какая же я идиотка, – сказала я. – Нам давным-давно стоило это сделать.
– Сейчас самое время, – сказал Карл.
В браке меня удивили две вещи. Во-первых, я обнаружила, что Карл кое-что от меня скрывал. На самом деле он любил меня сильнее, чем показывал раньше. Это вовсе не значит, что он не любил меня предыдущие одиннадцать лет, но кое-что он предпочитал держать при себе, полагая, что если я не выйду за него, то, возможно, в какой-то момент брошу. Это как обнаружить еще несколько комнат в доме, где ты благополучно прожил много лет. Его любовь была огромнее, чем я могла себе представить.
Второе изменение состояло в том, что наши дни наполнились невероятным количеством свободного времени. Нам больше не приходилось говорить о том, почему мы не женаты, – ни друг с другом, ни с уймой других людей, которые то и дело интересовались состоянием наших отношений. Я и понятия не имела, сколько времени мы тратили на эти обсуждения, пока они внезапно не были сняты с повестки. В освободившиеся часы мы могли обсуждать политику и книги или решать судьбы сада на заднем дворе. Наконец нам просто нравилось подолгу вместе молчать. Не могу представить, что кого-то действительно волновало, почему мы так долго ждали; это всего лишь тема для праздных разговоров. И какое же было облегчение, когда одиннадцать лет спустя все это прекратилось.
А в остальном? Для нас почти ничего не изменилось.
Из-за «Корега» у Карла развилась зависимость от шоколада. Он складировал шоколадные батончики в буфете, хранил пакеты с шоколадной крошкой в морозилке. В кармане у него всегда лежал вскрытый пакетик M&M’s. Никогда раньше его особо не интересовал шоколад, а теперь он едва ли мог думать о чем-то другом. Он добавлял его на завтрак в блинчики. Однако месяца через четыре после того, как мы подписали брачные документы, я заметила, что шоколад, который я покупаю, никуда не девается.
Он перестал принимать «Корег».
– Ты ведь должен принимать его всю оставшуюся жизнь, – сказала я, чувствуя, как где-то вдали зарождается волна паники, которая, добравшись до берега, будет способна снести весь наш город.
Карл пожал плечами: – «Как-то он мне не очень».
– Тебе, наверное, и диализ бы не очень понравился, но это не значит, что ты можешь все прекратить.
– Ну, – сказал он. – А от «Корега» вот отказался.
Его это совершенно не волновало. Как будто он всего лишь сообщал мне, что наконец-то нашел способ есть поменьше шоколада.
Отчаявшись, я навестила одного из кардиологов в клинике Карла, который поддерживал его, как брат по оружию. «Я никогда не думал, что в Майо были правы», – сказал он.
В Майо были не правы? Такое вообще возможно? Предполагалось, что Карл отправится в Рочестер на повторный прием, но он так никуда и не поехал. Наконец, после непрекращающихся просьб, топанья ногами и протяжных вздохов с моей стороны, он согласился на еще один тредмил-тест и эхокардиограмму в Нэшвилле. Результаты были нормальными. Фракция выброса нормальная. Сердце в норме. «Все хорошо», – сказал он мне. Ужин на столе. Тебя к телефону. Все в полном порядке.
Я заморгала. – У нас есть три непреложные истины, – сказала я, подняв для наглядности три пальца. – Первая непреложная истина: половина мышечной ткани в твоем сердце мертва. Вторая непреложная истина: ткань сердечной мышцы не регенерирует. Третья: в твоем сердце нет мертвой мышечной ткани.
– Все верно, – сказал мой муж.
– Но так не может быть. – Я не была врачом, но это не казалось мне сложным. – Одно из этих утверждений неверно, и я хочу знать какое, потому что если третье, и у тебя действительно проблема с сердцем, а ты ее игнорируешь, это плохо.
– Ничего плохого, – сказал он. – Все в порядке.
Не раз и не два мы возвращались к этому разговору, и все всегда заканчивалось одинаково. По мнению Карла, новости были хорошими, и причина его не заботила.