Но я продала свой дом. Мы были женаты. Лицо и тело Карла вновь приняли розоватый оттенок. Он преспокойно поднимался и спускался по лестнице. Он снова начал сам носить свой багаж. Он будто бы и не помнил ничего из того, что произошло. – И все-таки, почему ты в итоге передумала и решила выйти за меня? – спросил он как-то раз много месяцев спустя после того, как тюбики с лекарствами отправились в мусорное ведро.
Я посмотрела на него: – Я думала, ты умираешь.
– Ты вышла за меня, потому что думала, что я умираю?
– Так, напрягись. Мы были в аэропорту Рочестера. Речь шла о пересадке сердца. Помнишь?
– Не потому, что любила меня?
– Конечно же любила. Я всегда тебя любила. Но ты спросил, почему я вышла за тебя.
На самом деле, даже когда здоровье Карла продолжило загадочным образом улучшаться, ночами я попрежнему лежала без сна, боясь, что он умрет. Возможно, он и сделал меня лучше как человека, но не как буддиста. Мне хотелось сжать его в объятьях, всецело им завладеть. «Не уходи в мысли, – говорила я себе, глядя, как он спит. – Оставайся здесь, в этой самой секунде». Я изводила себя, представляя все то ужасное, что может произойти в будущем, вместо того чтобы присутствовать в настоящем моменте и быть благодарной. Я осознала, что, не выходя за Карла, не давая себе возможности развестись с ним или быть брошенной им, я думала, что перехитрила судьбу. Но с появлением новых обязательств меня захлестнули мысли о том, чего я не смогу контролировать. Я понимала, почему Гаутаме пришлось оставить жену и детей, чтобы найти путь к нирване. Наши мирские привязанности придавливают нас к земле.
Хотела бы я сказать, что в какой-то момент вопрос о состоянии сердца Карла решился должным образом, но в действительности этого так и не произошло. Как-то раз я рассказала все знакомому врачу, и он объяснил, что, если на момент тестов парвовирус был все еще активен, он мог оглушить сердце, временно парализовав, а не уничтожив мышечную ткань. Другой врач, кардиолог, рядом с которым я оказалась на ланче по случаю бар-мицвы, сказал, что ему кажется вполне вероятным, что Карл просто хотел на мне жениться, но исчерпал все возможности об этом попросить.
– Но он не мог притвориться, – сказала я. – Я была в Миннесоте. Я видела снимки.
– Я и не сказал, что он притворялся, – ответил доктор. – Просто сердце все решило по-своему.
Если бы это был брак из сказки, в этот самый момент я бы захлопнула двери замка. История зиждется на конфликте. И когда конфликт исчерпан, то и сказке конец. Именно по этой причине счастье по большей части аморфно, а если и поддается описаниям, то они навевают тоску. Но я дала обещание Ники, поэтому задержусь еще на минутку.
Мой брак, создававшийся долго и построенный на костях развода, хорош для новичков. Мы оба неправдоподобно здоровы. Когда мы поженились, у каждого из нас были деньги, и два года спустя мы перевели все сбережения до последнего цента на общие счета. (А это, должна сказать, был один из тех моментов доверия и преданности, которые не идут ни в какое сравнение с большинством брачных клятв. Более того, мы оба отказались даже от разговоров о брачном контракте, потому что ну как это вообще возможно – после одиннадцати лет размышлений сказать, мол, мы обязуемся быть друг с другом до тех пор, пока один из нас не умрет, но я хочу принять меры на случай, если что-то пойдет не так. «Если ты когда-нибудь решишь меня бросить, посмотри в зеркало заднего вида, – часто повторяю я Карлу. – Потому что я буду преследовать тебя».) У нас обоих есть работа, которую мы находим значимой и за которую получили столько признания и положительных моментов, что все это выглядит едва ли не комично. У нас нет маленьких детей. У нас большая ванная комната с двумя раковинами. У нас любящие семьи, которые поддерживают нас во всем и считают, что каждому из нас достался тот самый единственный человек, с которым можно провести остаток дней. И, что немаловажно, у Карла самая добрая и адекватная первая жена из всех первых жен на свете. Я склоняюсь до земли в благодарности за то, с какой легкостью мы все вместе собираемся за одним столом с ее вторым мужем, их с Карлом чудесными повзрослевшими детьми, а теперь еще и внуками. Когда кто-нибудь удивляется по поводу моего счастливого брака, мне хочется сказать: мамочка моя родная, посмотрите на обстоятельства. Чтобы испортить подобный сюжет, надо быть полным дураком.