Это как день посреди ночи

Я был потрясен и окаменел, не желая верить своим глазам… Это неожиданное видение молниеносно отбросило меня на несколько лет назад и швырнуло во внутренний дворик нашего жилища в Женан-Жато, в самую гущу соседок, раскатисто гогочущих под аккомпанемент шумной возни ребятни… Хадда в то утро не смеялась… Ее грызла тоска… Я вновь увидел, как она вдруг протянула руку над столиком и повернула ее ладонью вверх… «Скажи мне, что ты видишь, славная соседка. Мне нужно знать, я больше не могу». И гадалка Батуль ответила: «Вижу вокруг тебя много мужчин, Хадда. Но очень мало радости. Это похоже на сон, но… нет, это не сон…»

Батуль все увидела верно. Предсказание сбылось. Вокруг красавицы Хадды было слишком много мужчин, но очень мало радости. Ее новое патио, со всем золоченым барахлом, приглушенным светом, причудливым декором и вечными попойками, действительно походило на сон, но на самом деле было явью… Я с удивлением заметил, что стою за конторкой, раскрыв рот и опустив руки, неспособный выразить ужасное чувство, которое обволокло меня, как туман. В груди зрело жгучее желание дать волю своему гневу.

В гостиной здоровенный детина с бритым черепом схватил за шею двух мужчин и прижал их к стене, мгновенно остудив горячие головы. После чего обвел остальных людоедским взглядом. Ноздри его раздувались. Увидев, что никто не собирается протестовать против того, что он нарушил правила игры, детина оставил незадачливых соперников в покое, доблестно двинулся на Хадду, грубо взял ее за локоть и стал толкать перед собой. Тишина, потянувшаяся за ним по коридору, казалась такой осязаемой, что ее можно было резать ножом.

Я выбежал на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха и отдышаться.

Андре, Жан-Кристоф и Джо нашли меня сидящим на ступеньке. Подумав, что всему виной отказ хозяйки меня обслужить, они посчитали лишним об этом говорить. Жан-Кристоф стоял пунцовый от смущения. Всем было ясно, что он сплоховал. Что касается Андре, то он не сводил глаз со своего янки и, казалось, был готов выполнить любое его желание. Он предложил нам с Жан-Кристофом сходить за Симоном и Фабрисом и всем вместе пойти в «Мажестик», одну из самых популярных пивных европейской части города.

Вечер мы все шестеро закончили в большом роскошном ресторане. Платил Андре, проявивший чрезмерную щедрость. От вина Джо потянуло на подвиги, и после ужина он пошел вразнос. Для начала капрал пристал к какому-то американскому журналисту, который сидел в глубине зала и чинно вносил в свою заметку последние штрихи. Джо подошел к нему рассказать о своих армейских заслугах и подробно описать фронты, где ему доводилось рисковать собственной шкурой. Журналист, как человек вежливый, спокойно подождал, когда его оставят в покое и позволят вернуться к работе, очень раздосадованный, но слишком скромный, чтобы в этом признаться. Когда Андре подошел к ним, чтобы забрать капрала, он вздохнул с облегчением. Джо вернулся к нам возбужденный и взбудораженный, как зыбь на море. Время от времени он поворачивался к журналисту и кричал:

– На первой полосе, Джон, ты уж постарайся! Я хочу, чтобы мое имя написали крупными буквами. Если нужна моя фотокарточка, нет проблем. Эй, Джон! Я на тебя рассчитываю.

Журналист понял, что ему ни в жизнь не закончить статью, пока рядом сидит такой вот субъект. Он взял блокнот, бросил на стол купюру и вышел из ресторана.

– Знаете, кто это? – спросил Джо, ткнув пальцем через плечо. – Джон Стейнбек, писатель, военный корреспондент «Геральд трибьюн». Он уже черкнул пару строк о солдатах нашего полка.

Репортер ушел, и Джо стал искать других козлов отпущения. Он ринулся к стойке и потребовал поставить ему что-то из Гленна Миллера; потом вскочил на стул, вытянулся по стойке «смирно» и затянул «Хоум он зе Рейндж»[9]. Затем, ободренный криками ужинавших на террасе солдат, заставил официанта повторять за ним слова «Ю’д би соу найс ту кам хоум ту»[10]. Мало-помалу смех сменился улыбками, улыбки уступили место недовольным гримасам, и отчаявшиеся посетители ресторана попросили Андре увести своего янки куда-нибудь подальше. Джо был уже не тот приветливый добряк, каким мы его видели днем. Набравшись под завязку, с налитыми кровью глазами и пеной у рта, он все норовил взобраться на стол, чтобы сыграть на трещотке. Затем принялся отбивать среди приборов чечетку, отправляя в полет тарелки, бокалы и бутылки, падавшие на пол и разбивавшиеся вдребезги. Метрдотель вежливо попросил его прекратить весь этот балаган, но Джо на этот счет имел другое мнение, и его кулак несколько попортил ему нос. На помощь старшему товарищу прибежали два официанта, но их тоже в мгновение ока отправили в нокаут. Дамы завизжали и повскакивали с мест. Андре обнял своего протеже, умоляя успокоиться. Но Джо уже утратил способность что-то слышать. Его кулаки разили во всех направлениях. В драку ввязались и другие посетители, затем к ней присоединились и военные с террасы, в неописуемой суматохе в воздухе замелькали стулья.

Чтобы утихомирить Джо, понадобилось вмешательство мускулистых парней из военной полиции.