Это космос, детка!

Когда я приходила в свой номер на Байконуре, мысли накатывали. Вроде хотелось и одной побыть, и в то же время было страшно. Хотелось, чтобы мы все время были вместе, иначе я оказывалась один на один со своими мыслями. Я сказала своему психотерапевту: «Давайте поговорим о смерти. Как к этому подготовиться?» Мы поговорили, разобрали мои страхи, и для начала она предложила мне заняться йоговским дыханием. Я начала делать дыхательные упражнения, они помогали. Стала писать, отвлекаться, читала письма Королева жене. Накладывала на лицо патчи, маски, бесконечно перечитывала сценарий, пытаясь себя как-то отвлечь. Но в какой-то момент наступил критический момент, когда я вдруг подумала: зачем? Зачем я себе это устроила? А если это правда – конец? Ведь то, чего я боюсь, случалось и с профессиональными космонавтами. Да, у нас в стране надежные ракеты, хорошие специалисты, которые делают все на совесть, как Романов, например. Хорошо, что в этой отрасли такие люди еще остались. Но это же эксперимент! Никто не знает, как все сложится. Вдруг, даже если с ракетой все будет в порядке, организм даст какой-нибудь сбой? Мелькали такие мысли: зачем тебе это, что за бред? Собирай вещи и уходи. Я стала обвинять себя в глупости: «Ты дура? Чего тебе не хватает? У тебя все есть: дети, фонд, родители, профессия, роли, режиссеры». У меня не было дефицита в предложениях. Поэтому я размышляла, зачем мне все это надо.

Но потом я подумала, что, если все это случилось, значит, так нужно. Так сложилось. А могло сложиться иначе. Все это – случайная неслучайность. Или неслучайная случайность. Тогда одна сумасшедшая написала про меня в сети: «Ну погибнет она – поставят ей памятник на малой родине». Написать такое было бесчеловечно, жестоко с ее стороны, и это очень сильно в меня попало. Значит, возможно, это и есть моя судьба? Но какая она будет на самом деле – кто знает? Не всё ты можешь решить. Но можешь на что-то настроиться и понять, что же тебя беспокоит больше всего. Для меня самым страшным было «прощание за стеклом».

Я много снималась в военных фильмах, много играю в драмах, трагедиях. Само слово «прощание» уже вызывает у меня слезы. В моем понимании «прощание» – это навсегда.

Я актриса. Вот как я работаю и над сценариями, и над ролями. Есть понятие – актерские манки. Например, спектакль «Варшавская мелодия» был выстроен режиссером Сергеем Голомазовым и мною с Даней Страховым так, чтобы со мной происходил определенный процесс, необходимый для существования в этой роли, – невзирая ни на какие посторонние факторы. Я могла сыграть сцену в ресторане полумертвая, с температурой. Правильно найденные актерские манки означают, что твой организм, в каком бы он состоянии ни был, включается на сцене, как по щелчку. Исходя из этого, я решила переосмыслить слово «прощание», решив для себя так: в этот момент я рождаюсь как космонавт, как актриса, которая отправляется в космос. Значит, это мой новый день рождения! А день рождения – это праздник, улыбки, цветы, радость. Я настраивала себя на это и несколько раз в голове проигрывала день старта.

Я представляла, как мы выходим из корпуса ранним утром, как звучит песня «Земля в иллюминаторе», как батюшка окропляет нас святой водой, как мы с улыбкой идем по дорожке. Детей к нам не пускают, обниматься не дают. Но мы просто идем дальше. Я точно знаю, что все будет хорошо. Впереди – прощание за стеклом.

Я стала проживать худший расклад этой ситуации как актриса, чтобы прощание за стеклом не выбило меня из равновесия. Я нарисовала худший сценарий этого дня: моя мама падает в обморок, плачет, дети кричат, бьют по стеклу, я не выдерживаю, начинаю снимать скафандр, кричать: «Да пошли вы все со своим космосом, я никуда не полечу!» Я стала представлять себе благополучное решение ситуаций, которые могут произойти. Мама падает в обморок – но я знаю, что рядом врачи, ей помогут. Дети начинают плакать – их тоже не оставят, рядом друзья. Я проигрывала эту ситуацию до тех пор, пока не поняла, что смогу сохранить собранность, не разменяться на эмоции.

Оставалось еще одно дело.

Перед тем как лечь спать, накануне старта, я поняла, что так никому и не сказала, что написала письма детям, не сказала, где лежат нотариально заверенные документы, ключи от банковской ячейки. Я не знала, кому про это сказать. Маме и папе и так тяжело. Я подумала, что единственный человек, который может это выдержать, – мой директор, моя Наташа. И я решилась ей позвонить.

– Привет! Спишь? Я хотела тебе сказать, что письма детям и все документы, которые понадобятся, доверенность на мою маму, инструкции на случай, если все закончится плохо, лежат у меня в шкафу.

Наташа сказала: «Юль, ты чего?..»