Читаем Это критика полностью

        Оппозицию «критика vs criticism» сам же Д.Бак и задал в одном из своих обзоров. И если вслед за ним по этому пути пойти, то можно довольно много всего интересного понять и про современную критическую жизнь вообще, и про самого Д.Бака в частности.

        Но прежде надо, наверное, договориться, что именно мы под этим самым «criticism'ом» понимаем. Потому как слово новое, на русской почве до конца со своим значением еще не определившееся, из чего и проистекает некоторая путаница, следы которой все желающие могут без труда заметить в помещенном чуть выше интервью.

        Итак, говоря далее о criticism'е, я буду иметь в виду критическую стратегию, построенную на понимании критики как «движущегося литературоведения». То есть «критицисты» о Сергее Гандлевском или Станиславе Львовском говорят в той нейтрально-аналитической манере, какая пристала историку литературы, рассуждающему, скажем, об одической традиции в декабристской поэзии. Выражение личного отношения к предмету разговора в таком тексте воспринимается как нечто рудиментарное, случайно доставшееся по наследству от дальнего родственника и до сих пор до конца не изжитое. В результате получается статья - хоть сейчас в университетские «Ученые записки» помещай.

        Это, впрочем, теория. Или практика - но западная. У нас на практике все выглядит несколько по-другому. Но об этом чуть позже. Пока же шаг в сторону, попытка обрисовать контекст.

        На мой взгляд, Д.Бак не вполне прав, когда, описывая в интервью свой путь, объединяет себя с Андреем Немзером и Александром Архангельским. Между ними совпадение биографическое, поколенческое, личное, в конце концов. Но творческого сходства совсем немного, разнится почти все, от метода до темперамента. Попробуйте представить Д.Бака газетным обозревателем - ничего не выйдет.

        Как критик Бак стоит совсем в другом ряду. Он ближе к М.Липовецкому, И.Кукулину, Д.Кузьмину. И потому защита Д.Баком толстожурнальной критики кажется мне скорее данью традиции или проявлением человеческих пристрастий (здесь надо бы, наверное, какое-то примечание для Александра Агеева сделать: мол, не хочу ничего плохого сказать про толстые журналы, просто пытаюсь ситуацию описывать как она есть - но ведь все равно не поверит). Его естественная площадка - НЛО или, скажем, «Критическая масса».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия