Это любовь, Майор!

– С днём рожд… Ой, что это я? – пискляво захихикала она, окинув их мутным взглядом. – С Новым годом, мальчики!

Впрочем, её появление не помешало Тёме понять его намерения и тот, посмотрев на девицу и вновь переключившись на режим балагура и неуёмного весельчака, поставил точку в разговоре коротким, но ёмким шедевром из устного народного творчества:

– Говорят я некрасива?

Ну и что ж такого!

Но зато, как выпью пива,

Зае*у любого! (Стих найден на просторах Интернета)

Дамочка глупо хлопнула обильно накрашенными ресницами и едва не выпустила бокал из рук.

– Что, Тёмочка? Это ты про кого?

– Про белочку, Люсенька.

– Про какую белочку? – окончательно запуталась девица.

– Про ту, которая тебя ждёт за углом, если не прекратишь истощать мои запасы алкоголя. Куда в тебя только столько лезет? – Артемий встал из-за стола, забрал у неё пустой бокал, а вместо него сунул горсть конфет. – И не косись так заинтересованно в сторону моего друга, с ним тебе всё равно ничего не светит.

– Женат что ли?

– Хуже, Люсь. У него есть голова на плечах, а на ней глаза.

– И?

– И он видит тебя, дурёха, во всей твоей "красе", так что иди и окучивай кого-нибудь менее зрячего и более безмозглого. Хотя… – он обернулся на него и шкодно усмехнулся. – Саня в последнее время сам своими мозгами не в полную меру пользуется, так что может и прокатишь, если глаза ему закроешь.

Вместо ответа Соловьёв молча показал совершенно не приличествующий его возрасту жест в виде сжатой в кулак ладони и единственного отогнутого среднего пальца, чем вызвал у друга взрыв хохота. Правда, к чести Артёма мнения о том, что Саша вдруг перестал пользоваться мозгами, придерживались и другие.

Дети и мама, едва успев сойти с трапа самолёта и увидев его одного, первым делом спросили о Кате.

– Сынок, ты почему один? – обнимая его и одновременно оглядываясь по сторонам, поинтересовалась мама. – У Катюши экзамены или она ждёт нас дома?

О том, что сейчас у Катюши происходило он не имел никакого понятия, так как не видел и не слышал её уже без малого целую неделю, которая, несмотря на все старания, не обошлась без едва ли не круглосуточных мыслей о ней. И эти дни и ночи были самыми длинными в его жизни. Казалось, Барби из его головы даже покурить не выходила. И неважно, что она, в принципе, за этим делом никогда замечена не была. Паскудной ситуация от этого меньше всё равно не становилось. Самое главное, что он совершенно не понимал, во-первых, из-за чего его так плющит, во-вторых, как долго это будет продолжаться, а в-третьих, что с этим делать. Ну, подумаешь, послал девчонку играть в чувства к нему на расстоянии. Правильно же сделал! Другого, более подходящего в их случае выхода просто напросто не существовало. Так какого чёрта у него никак не получалось совладать собой? В привычке всё дело? Или эта хрень, мешающая вернуть прежний распорядок жизни, у него от безделья? Может, когда закончатся эти дурацкие длинные выходные, а трудовые будни наоборот начнутся, то его отпустит? Если, конечно, шеф, вообще, разрешит ему появиться на пороге управы.

– Да, пап, где она?

– Мы думали, вы вместе приедете нас встречать.

Вторили бабушке дети, уже получив свою порцию крепких отцовских объятий. Загорелые и сияющие во все тридцать два зуба они крутились на месте и высматривали Трофимову, будто она спряталась от них за ближайшим углом.

– Лягушата, не стоим, – уклонился он от ответа, забрав у мамы дорожную сумку. – Давайте продвигаться к выходу.

Родные без лишних вопросов послушались и через десять минут их машина уже двигалась по трассе в сторону города. Двойняшки, соскучившись по снегу, во все глаза любовались сугробами по обе стороны от дороги и наперебой рассказывали о том, как на курорте встречали Новый год. Елена Михайловна, уставшая из-за перелёта, успевала только кивать на бесконечные: "Правда же, бабуль?", "Скажи же, ба!" и "Баб, ты же помнишь?". В итоге путь до дома каким-то образом обошёлся без вопросов о Барби, но Соловьёв был реалистом и прекрасно понимал, что долго ему так везти не будет. Что и подтвердилось, стоило им переступить порог квартиры и увидеть одиноко сидящего Зефира в прихожей.

– А где всё-таки Катя, пап? – не заметив на тумбочке Катину сумку, которую та всегда бросала туда, когда приходила к ним в гости, спросила дочка, раздеваясь. – Позже приедет?

– Нет.

– В смысле?

– В прямом, Васёна.

Двойняшки недоумённо переглянулись и Коля задал вопрос, мягкий ответ на который Соловьёв так и не смог придумать:

– А почему она не придёт, пап?

Александр повесил верхнюю одежду детей в шкаф и протянул руки к маме, которая, судя по посуровевшему взгляду, уже начала догадываться о происходящем.

– Мам, давай куртку.

– Я и сама вполне могу её убрать, сынок, – покачала головой Елена Михайловна. – Лучше ответь ребёнку на его вопрос.