Это мой город

Короче, от сытного, после недельной голодовки обеда, не справился ни с одним начальным весом…

Ржали мы над ним долго. Потом я, умудренный борцовским опытом, объяснял ему, как нужно гонять вес, не теряя при этом силы.

Самое смешное во всей этой истории то, что Гена Хацкевич стал таки мастером спорта, но только по шашкам, выпустил несколько книг с шашечными задачами, выступал за Беларусь и, вообще, сделался шашечным мэтром…

Сказался, видимо, математический склад ума…

Не задалась у меня и карьера велосипедного гонщика…

Я долго делал свою первую машину. Настроил её как скрипку, а перед самым стартом, тренер отдал её кому-то другому, а мне выделил, нечто чудовищное, на чём я, используя силу ног, уходил от пелетона в гору и, чуть не плача, пропускал всех вперёд по ровной дороге…

Обидевшись, велосипедную секцию бросил…

Потом были горы…

Не представляю, как отпускали меня родители, сопливого мальца, в мой первый маршрут по Кавказу. Мне было всего ничего – 15 лет…

Но, горы, братцы, горы!..

Это было такое чудо…

Вначале они приближались очень медленно. Из окна вагона было видно, как вдалеке клубится что-то тёмное – то ли горы, то ли облака…

Потом, утром, это тёмное вдруг превратилось в стену, потом поезд нашёл в этой стене проход и въехал в него, так что горы выросли «за ушами»… Потом…

Потом было много всякого, кладбища возле каждого альплагеря, ночёвки на ледниках, подъёмы по снежникам, когда забрасывали груз для промежуточных лагерей…

Но самое незабываемое – это чувство страха, которое испытал там же – в горах…

Страха такого, который сминает личность, уничтожает твою индивидуальность, превращает из человека в комок визжащей от ужаса плазмы…

Это случилось в конце маршрута. Мы выходили к шоссейной дороге, которая называлась Ингурийской тропой. Всё сложное и опасное осталось позади, можно было расслабиться… Эта расслабуха и подвела – вошли в облако, туман такой, что не видно вытянутой руки… Решили не «пороться» в тумане, разбить лагерь и по утру двинуться дальше. Руководитель группы, Слава, отправил меня на коши, к пастухам узнать дорогу…

Я тронулся налегке…

Спасибо Славе, сказал: «Возьми ледоруб»…

– Да, на кой он мне…

– Возьми-возьми… Пастухи уважают, кто с ледорубом…

Ледоруб и спас мне жизнь.

Я легко спускался вдоль ручья. Ручей был слева. В тумане сбился с пути и офонарел – ручей оказался справа… Но я то его не переходил…

Догадался, что был и второй ручей, справа, значительно позже, когда заблудился совсем.

Мир вдруг стал похож на плохие оперные декорации, звук вяз в тумане, куда идёшь было совершенно непонятно…

Неожиданно остановился на узкой, песчаной гряде. Ни слева, ни справа ничего не видно, туман… Может там пропасть, а может пологий склон…

Вот тут-то мир и обрушился…

Был только непонятный визг, который бился в ушах… Через некоторое время, остатком сознания определил, что это мой визг, это я визжу… Врубив ледоруб между ног, обхватив его всем, чем только можно было обхватить, на гребне сидел кусок визжащего от ужаса мяса… Это был я… Потихоньку начал себя успокаивать… Лёг на пузо, зарубился острым клыком ледоруба, спустил ноги… Нащупал склон, сполз вниз… Сколько ещё падал, срывался, сколько раз благодарил Славу за ледоруб, пока не услыхал где-то вдали свист…

Заорал, говорят так, что у Славы глаза стали, как арбузы – оказывается весь день я бродил вокруг лагеря, а ребята были уверены, что сижу на коше, пью с пастухами айран…

Пришлось мне в жизни общаться с тремя стихиями – горами, морем и небом…

Дал себе зарок, что детям своим привью любовь к горам и морю, научу их любить и понимать эти стихии, так как люблю и понимаю сам…

Не давайте зароков.

Бесполезно.

Нельзя передать свой опыт, каждый должен торить свою тропу сам, сам ошибаться, сам осознавать и определять свой предел.

Было бы только куда возвращаться, был бы только дом, где тебя ждут…

ГЛАВА 15

Не помню в каком году, но где то сразу за нами, вселилась в наш дом семья Окуней, тётя Нина и дядя Арон с маленькой, как и наша Таня девочкой Долорес и отцом тёти Нины Израилем Хайетом…

Дядя Арон был строителем, во фронтовой жизни – сапёром, тётя Нина преподавала немецкий язык в пединституте.

Как-то так случилось, что мы подружились сразу и навсегда…

Вместе встречали все праздники, вместе ездили отдыхать на Нарочь, потом в Крым.

Должен сказать, что более надёжных, верных друзей у нас, пожалуй, и не было…

Сейчас семейство Окуней живёт-поживает в Америке, здоровы, счастливы, получают американскую пенсию и в своих, не очень частых письмах, тётя Нина не устает благодарить Америку за то, что приняла и пригрела их – изгоев…

Отъезд их был печален – родители мои понимали, что уходит часть жизни, какой то её пласт, который никогда не повторится, что увидеться в этой жизни уж не придётся…

Так и получилось – папы и мамы давно нет…

Всё-таки, жизнь у нас довольно поганая… Вечные стрессы, нервотрёпка, паршивая медицина – всё это не добавляет годов.

Когда началась эмиграция евреев, я был уже достаточно взрослый, однако никак не мог взять в толк, зачем они уезжают, ведь у нас так хорошо, так спокойно, так надёжно…