Это мой город

Когда исключали из Союза художников Бориса Заборова, я предложил выбить его имя и имя Марка Шагала на мраморной доске, все посчитали это не очень удачной шуткой, а, между тем, ничего шутливого в этом предложении не было…

Люди, которые помнят довоенные времена, рассказывают…

– Дети во дворах говорили друг с другом на трёх языках – белорусском, польском и еврейском…

Так повелось, что земля наша населена людьми разных национальностей, тут тебе и украинцы, и поляки, и литовцы, и русские, и евреи…

Одно слово – Великое княжество Русское, Литовское и Жемойтское – всякой твари по паре… Одни огородничали, татарские огороды до сих пор в моём городе, другие торговали, торговое сословие дореволюционной Беларуси – сплошь еврейское, третьи – были пахарями – и всем хватало места, всем хватало занятий…

Недавно ездил по каким то делам в местечко Лапичи, под Бобруйском… Столетний дед помнил всё – кто где жил, кто чем занимался, кто варил пиво, какие были ярмарки, где находились хедеры, где православные приходские школы… Умудрился даже привет передать в Америку, бывшим своим соседям на идиш…

Евреев в Лапичах не осталось…

Однако прохожие всё равно твердили…

– Евреи жить мешают!..

– Так нет же их…

– Всё равно – мешают…

Откуда взялась, откуда пришла на эту землю чёрная, бессмысленная злоба?..

Не знаю…

Мне, например, очень весело от того, что в любой столице мира, могу запросто встретить знакомых, друзей, которые росли на Немиге, на Толстова, Грушевке, сельхозпосёлке. Поэтому, когда говорят, что Минск город европейский – для меня это не пустые слова…

Воистину так!..

ГЛАВА 16

Ах! Друзья мои… Как хочется прошвырнуться по «броду»…

Не знаете, что это такое?.. По проспекту, Сталина, потом Ленина, теперь Скорины…

У нас, пацанов, он назывался Бродвеем, «бродом» и тянулся от Главпочты, до нынешнего метро Октябрьская, там поворот и назад до Главпочты…

«Брод» образовался тогда, когда расчистили огромную площадь Независимости, снесли кусок Советской улицы со старым домом, в котором был богатейший ювелирный магазин, а на углу Мясникова, напротив Бобруйского скверика деревянная церковь, возле которой всегда собирались во время салютов.

Приезжали солдаты, выстраивалось оцепление, доставались ракетницы… В небо палили из них, как в копеечку, а мы, мелюзга, подбирали с тротуаров зелёные, красные, жёлтые диски, с бугрящимися на них отметинами от бойков, да ещё остро пахнущие, сгоревшим порохом войлочные пыжи…

Церковь снесли, салюты прекратились, площадь отбабахали самую большую в Европе и образовался «Брод»… А, может, просто мы подросли и вошли в возраст…

Пройти по проспекту бывало довольно трудно… Казалось весь подростковый Минск собирался там, «шпацировали» туда-сюда ежедневно, без устали. Там встречались, там знакомились, там дрались, там влюблялись…

– Здорово!..

– Привет!..

– Как дела?..

– Что нового?..

Все, казалось, были знакомы со всеми, все друг друга знали, собирались толпами, стоял говор, хохот… Толпы распадались, чтобы образоваться снова, в ином составе, в ином месте…

Отсюда, из ГУМА, наблюдали за демонстрациями… Дядя Стёпа Пощастьев проводил ночью в магазин и можно было видеть и парад и демонстрацию…

Здесь стоял памятник вождю всех народов, который однажды ночью своротили танками… Говорят, что его автор Заир Исаакович Азгур, именно в это время возвращался с охоты и увидал своё творение, захлёстнутое за шею стальными тросами, увидал, как рухнул на мостовую бронзовый истукан…

Сюда, в кинотеатр «Центральный», убегали с лекций в кино, а вот здесь в арке центрального гастронома пили бочковой «Старопрамен», тоже, кстати, сбегая с лекций. За, непонятно каким образом появившемся в Минске чешским пивом, выстраивалась очередь и, случалось, преподаватели Борис Мицкевич, Сырокваш просили «иметь их ввиду», что мы и делали…

Вот здесь, в магазине «Лакомка», у столика тогдашнего кафетерия, толкались неразлучные компании, пили молоко (именно – молоко!), лакомились булочками, пирожными и разговаривали, спорили, читали стихи…

Здесь я познакомился с одним из самых удивительных людей, Кимом Ивановичем Хадеевым, «Сысоем», «Полковником»… Он умер совсем недавно… Сколько же ему было тогда, в шестидесятом, когда он вышел после своей первой или второй отсидки и был окружён ореолом чего то запретного, недозволенного, опасного и невероятно притягательного…

Какие ребята кучковались вокруг него… Толя Пестрак, сын известного прозаика, Витька Генкин, сосед по дому, Еник Шидловский, Борис Галушко, Володя Двоскин, Витя Шульман, Валера Рубинчик, блестящая красотка Лиля Голод, Володя Буйняков…

Имена, имена…

Кого-то помню, кого-то, увы, позабыл…

Как-то ОРТ показывало передачу о российских бандитах в Америке… На экране благополучный переводчик на всех процессах, где американцы судят наших «братков»…

Ба! Да это же Кошкин… Знакомец юности, блестящий студент иняза, полиглот… Уважаемый гражданин США – никто в Америке лучше него не может понять и перевести на английский, пересыпанную «феней», речь российских мафиози…