Это – наша история

"…Христианство ставит своей целью обновление внутренней жизни человека. (ВЕвангелии заповедано "отложить прежний образ жизни ветхого человека и облечься в нового человека", или, как говорили большевики, "ски­нуть с себя ветхого Адама". -Сост.) Чрез это, конечно, хрис­тианство глубоко влияет и на внешнюю жизнь, как частную, так и общественную. Однако переустройство внешней жизни, изменение ее форм и установле­ний не входит в задачу христи­анства, по крайней мере в зада­чу ближайшую и непременную. Вступая в мир. христианство принимает формы общественной жизни такими, какими они даны в наличности, мирится со вся­ким и общественным устрой­ством и установлениями, даже принципиально не мирящими­ся с христианским учением, лишь бы эти формы и установ­ления не препятствовали чело­веку в его личной и внутренней жизни быть христианином. В этом черпают для себя основа­ния обвинители христианства в оппортунизме, в якобы его без­различном отношении к этим установлениям, как рабство, смертная казнь и под. (…)

Нельзя видеть в таком отношении хрис­тианства к данным формам внеш­ней жизни как бы некоторого ос­вящения христианством этих форм или признания их обвини­тельными для последующей исто­рии развития человечества. Это просто вывод из убеждений, что лишь при внутренней христиа­низации человечества имеют зна­чение всякие внешние христиа­низированные формы обще­ственной и частной жизни и что, поэтому, нужно очистить преж­де внутреннее, и внешнее потом приложится само собою. Следо­вательно, и в принятии христиан­ством за данное <слово неразбор­чиво> уклада жизни, установлен­ного Римской Империей и поко­ившегося на римском праве, нельзя видеть освящение этого уклада христианством и признание его на веки нерушимым и обязательным. Тем более нельзя распространять такого освящения и на все под­робности этого уклада, не исклю­чая и таких, которые явно про­тиворечат христианскому учению, напр. на рабство или хотя, бы на накопление богатства на счет обед­нения народа.

Но если так, то христианство, принявшее прежний социальный строй, просто потому, что он су­щество- вал тогда, на таких же ос­нованиях приняло бы и комму­нистический строй, если бы он существовал, как данный. Что этот [коммунистический] строй не толь­ко не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого, это показывают первые шаги христианства в мире, когда оно, может быть, еще не ясно представляя себе своего мирово­го масштаба и на практике не встречая необходимости в каких-либо компромиссах применяло свои принципы к УСТРОЙСТВУ ВНЕШНЕЙ ЖИЗНИ первой христианской общины в Иерусалиме, тогда никто ничего не считал своим, а всё было у всех ОБ­ЩЕЕ /Деян. IV, 32/.

Но то же было и впоследствии, когда хри­стианство сделалось государствен­ной религией, когда оно, всту­пив в союз с собственническим государством, признало и как бы освятило собственнической строй. Тогда героизм христианский, до сих пор находивший себе исход в страданиях за веру, начал искать такого исхода в монашестве, т.е., между прочим, в ОТРЕЧЕНИИ ОТ СОБСТВЕННОСТИ, в жиз­ни, ОБЩИННОЙ, КОММУ­НИСТИЧЕСКОЙ, когда никто ничего не считает своим, а всё у всех ОБЩЕЕ. И, что особенно важно, увлечение монашеством не было достоянием какой-нибудь кучки прямолинейных идеалистов, не представляло из себя чего-ни­будь фракционного, сектантского. Это было ЯВЛЕНИЕМ ВСЕОБ­ЩИМ, СВОЙСТВЕННЫМ ВСЕМУ ПРАВОСЛАВНО-ХРИ­СТИАНСКОМУ ОБЩЕСТВУ.