Это не моя жизнь

– Считайте, что договорились, – почти не думая, «подписал контракт» Пришелец. – Детали обсудим после… в спокойной обстановке. Сначала уговорите проститутку отказаться от аборта. Это – самое главное. От этого зависит, запомните, будущее цивилизации. Потом – всё остальное.

– Не шутишь? – прохрипел взволнованный Аркадий. – Ты не обманешь меня? В твоём положении просто наобещать с три короба. А потом исчезнуть навеки.

– Если вы сможете просто так… взять и умереть, – спокойно процедил Поплевко. – Если у вас на это хватит мужества, то всё остальное я гарантирую. Можете не сомневаться.

– Хватит… этого самого, – одними губами прошептал Изместьев. – Мужества… Мне кажется… Я думаю… Должно хватить.

Трутень и крапивница

Слова «никогда», «нигде», «ни при каких обстоятельствах» лишали его последней надежды, выбивали из-под ног опору. Ощущения бесперспективности, какой-то стойкой никчёмности были знакомы Савелию уже давно. Кажется, это случилось в восьмом классе на одной из медкомиссий. Когда у многих пацанов над верхней губой появилась растительность, голоса огрубели, состоялся тот роковой осмотр… О котором не хочется вспоминать. Пацанов в кабинете врача попросили раздеться, и он увидел, что скрывалось под их трусами. И что у него по размеру намного меньше. Этот день стал самым чёрным в его пока недлинной жизни.

Усмешки продолжались недолго, но именно после этого события утвердился в мысли, что ему крупно не повезло. И уже не повезёт никогда. Посоветоваться было не с кем. У отца в этом отношении всё выглядело более чем солидно. Савелий отметил как-то в бане… Не за это ли возненавидел отца?

По этой же причине с девушкой, которая очень нравится, НИКОГДА не быть вместе. Даже если предположить невероятное: что разлюбит своего здоровяка, ответит ему, Савелию, взаимностью… Только на секунду предположить! Когда дело дойдёт до… неизбежно-неотвратимого, как поздравление президента за несколько минут до наступления Нового года, весь хрупкий кайф тотчас накроется медным тазом. Он не такой, как все, он – юродивый.

Савелий схватил бинокль и напрягся. На горизонте появился «объект». Впрочем, это и была она, хрупкая, стройная, с осиной талией… Но – увы, не одна, со своим здоровяком, о котором, кстати, Савелий навёл справки.

Если бы его при рождении наградили таким имечком, то он был бы самым несчастным ребёнком в мире. Бенедикт Лепестков… Умереть и не встать. Как она его называет в минуты откровений? Бенечка? Бенуа? Бенни? Девочка, кого ты себе выбрала? Куда смотрела? У тебя такие раскосые карие глазки, которые Савелий готов был целовать всю ночь напролёт, они должны быть зоркими-зоркими. Как ты не рассмотрела, что такому коале ты не нужна. Рядом с ним смотришься как бабочка-крапивница подле навозного жука. Но… тебе не дано слышать голос разума.

Кажется, Крапивница в нём души не чает. В трутне этом. Такими взглядами награждает – в каждом любовь и обещание всего, что можно пообещать в семнадцать лет. В ней столько нерастраченной нежности, что будь Крапивница с Савелием, он только и делал бы, что боялся такую расплескать. Этот же на неё смотрит – только когда пощупать захочется или денег попросить. Трутень! Болиголов!

Как её зовут? Кажется, Машей… Машутка, Мария…

Савелий отложил в сторону бинокль и зажмурился. Если так сделать после кокаинового вдоха, то бенгальских огней в поле зрения становится в несколько раз больше, и последний увиденный кадр как бы фиксируется и плывёт в этих огнях, как портрет вождя народов на демонстрации. Савелий как-то видел нечто подобное в кинохронике. Только сейчас почему-то вместо Крапивницы в огнях поплыла продолговатая физиономия Бенедикта. Кайф оказался безнадёжно обломан.

Смириться с тем, что рядом с Ней этот косолапо-невзрачный трутень будет шагать по жизни от стресса к стрессу, Савелий не мог. Но как обратить на себя её внимание?

Полчаса назад он вырос у них на пути возле офиса Сбербанка подобно пингвину, выпрыгивающему из воды на льдину. И что? И ничего. Она посторонилась, скользнув взглядом по футболке, как по объявлению об обмене жилплощади, наклеенному на кирпичах соседнего дома. Трутень не посторонился даже, попытался пройти сквозь Савелия, как сквозь облако утреннего тумана.

«Погоди, Трутень, я покажу тебе туман! Так затуманю, что заплутаешь… на всю жизнь!»

Нет, Савелий не собирается устраивать банальную разборку-розыгрыш, когда «сладкую парочку» остановят и Бенедикта прижмут к стенке с самой невыполнимой просьбой, начнут с ним проводить «профилактическую беседу». А он вмешается настолько же эффектно, насколько и неожиданно. Это старо, как скрипучие доски на полу в прихожей.