...Это не сон!

– Что случилось, отец? – спросила Хем, входя в комнату.

– В письме, которое написал тебе Ромеш, есть часть…

– Пусть Нолинакхо-бабу прочтет все письмо от начала до конца, – сказала Хемнолини и, отдав письмо доктору, покинула комнату.

Закончив чтение, Нолинакхо не мог вымолвить ни слова.

– Такие печальные совпадения редко случаются, – первым нарушил молчание Оннода-бабу. – Разумеется, это письмо заставило вас снова страдать. Но было бы нечестно с нашей стороны скрыть его от вас.

Нолинакхо хранил молчание. Немного погодя он поднялся и простился. Покидая дом Онноды-бабу, он заметил на северной веранде Хемнолини. Вид ее поразил Нолинакхо. Девушка стояла неподвижная и спокойная, в то время как на душе у нее было так тяжко! О чем она думала сейчас? Нолинакхо хотелось спросить, не нуждается ли она в его помощи, но он не решился. Да и вряд ли могла она ответить на этот вопрос.

«В силах ли я дать ей утешение? – думал глубоко огорченный молодой человек. – Порой между людьми возникают непреодолимые преграды. До чего же одинока человеческая душа!»

Направляясь к своему экипажу, Нолинакхо нарочно сделал крюк, чтобы пройти мимо веранды, где стояла Хемнолини. Он надеялся, что девушка окликнет его. Но, когда он подошел к веранде, Хемнолини уже не было.

«Нелегко понять, что творится в сердце другого. Отношения между людьми крайне сложны», – подумал Нолинакхо и, печально вздохнув, сел в экипаж.

Почти сейчас же после его ухода появился Джогендро.

– Ты один, Джоген? – спросил Оннода-бабу.

– Интересно, кого еще ты ждешь? – в свою очередь, задал вопрос Джогендро.

– Как кого? А Ромеш?

– Для уважающего себя человека хватит и одного такого приема, какой ты ему оказал. После этого ему остается, по-моему, лишь броситься в Гангу у Бенареса и освободить душу от бренного тела. Больше я его не видел. Лишь нашел у себя на столе клочок бумаги со словами: «Бегу, твой Ромеш». Я никогда не понимал поэзии подобного рода. Потому, боюсь, мне тоже придется бежать отсюда. В моей работе старшего учителя все ясно, определенно, лишено и тени тумана.

– Но надо же что-нибудь решить относительно Хем, – попытался вставить свое слово Оннода-бабу.

– Опять! – раздраженно перебил его Джогендро. – Вы отвергаете все, что бы я ни предлагал. Мне эта игра надоела. Прошу вас не вовлекать меня больше в нее. Совершенно не выношу того, чего не понимаю, а Хем обладает удивительной способностью вдруг становиться непостижимой, что совершенно сбивает меня с толку. Завтра утренним поездом я уезжаю. По дороге заеду по делам в Банкипур.

Оннода-бабу молча провел рукой по волосам. Снова перед ним встал неразрешимый вопрос.

Глава 60

Перед отъездом из Бенареса Шойлоджа с отцом посетили Нолинакхо. Шойлоджа и Комола уединились в боковой комнате, там они долго и оживленно о чем-то шептались. Чоккроборти беседовал с Кхемонкори.

– Мой отпуск кончился, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Газипур. Если Хоридаши вам надоест, вы…

– Что вы говорите, господин Чоккроборти, – прервала его Кхемонкори. – Неужели вы в самом деле так думаете? Или это лишь предлог отнять у меня вашу девочку?

– Я не из тех, кто отбирает назад подарки, – ответил дядя. – Но если вам кажется неудобным…

– Что-то вы хитрите, – сказала Кхемонкори. – Вы сами прекрасно знаете, что нет ничего приятнее, как иметь возле себя такую очаровательную девушку, как Хоридаши, но…

– Хорошо, хорошо, – не дал ей закончить Чоккроборти, – не будем больше говорить об этом. Меня уличили! Я пустился на маленькую уловку, чтобы лишний раз услышать, как вы хвалите Хоридаши. Меня беспокоит другое: не считает ли доктор Нолинакхо, что она свалилась к вам с неба на голову. Моя девочка очень гордая. И если Нолинакхо-бабу хоть чуть-чуть даст ей почувствовать, что ее присутствие его раздражает, ей будет тяжело.

– О, Хари! – воскликнула Кхемонкори. – Чтобы Нолинакхо был раздражен! Да он на это вовсе не способен.

– И очень хорошо. Но поймите меня! Я люблю Хоридаши больше жизни, – продолжал дядя. – И когда дело касается моей девочки, малым не довольствуюсь. Мне далеко не достаточно того, что она ему не мешает, ведь он не замечает ее. Я не перестану волноваться до тех пор, пока не уверюсь, что Нолинакхо-бабу видит в Хоридаши близкого человека. Она не стена, а человек. И если он не будет ни любить, ни ненавидеть ее…

– Господин Чоккроборти, – перебила его Кхемонкори, – вы не думайте, что мой Нолин не способен относиться к Хоридаши, как к родственнице. Со стороны этого не видно, но весьма вероятно, что он уже думал над тем, как сделать жизнь Хоридаши в нашем доме более приятной и счастливой.

– Тогда я спокоен, – сказал дядя, – но прежде чем уйти, мне хотелось бы поговорить с самим Нолинакхо-бабу. В мире редко встречаются мужчины, способные взять на себя заботу о счастье женщины. А Нолинакхо небо наделило всеми необходимыми для этого качествами. Я постараюсь ему внушить, чтобы он не сторонился Хоридаши из ложных опасений, а заботился о ней как о родном человеке.

Доверие, оказанное Чоккроборти ее сыну, пришлось Кхемонкори по сердцу.