Это очень забавная история

Телефон звонит снова, а я стою рядом и не обращаю внимания. Армелио и всем, кто проходит мимо, я говорю, что это звонят мне, но отвечать я не буду. Все меня прекрасно понимают: это же звонит сам директор. Я так и думал. Я помню его, он выступал перед нами в первый день (мы с Аароном сидели тогда накуренные) и говорил, что в Академию приняты лучшие из лучших и что лучшие будут вознаграждены по заслугам. Директор заглядывал иногда в классы – посмотреть, как мы корпели над контрольными, и раздавал шоколадки, как будто хотел этим что-то компенсировать. Это он говорил: «Ваш учебный день должен заканчиваться не раньше пяти вечера», а в газетах о нем всегда отзывались как о самом жестком, решительном и прагматичном руководителе. И вот теперь наш строгий директор у меня на хвосте, потому что он знает, что я сумасшедший и что у меня полно несделанной домашки. И дернул меня черт оставить сообщение мистеру Рейнольдсу. Ну теперь все. Меня точно исключат из Академии, я не пойду ни в какую другую школу и никогда не поступлю в университет.

Наконец телефон замолкает, и я начинаю расхаживать по коридору туда-сюда.

Я так и знал. О чем я только думал? Думал, что справился с парочкой небольших трудностей – и вот ты уже победитель? Думал, что этот мирок шестого северного и есть настоящая жизнь? Завел пару друзей, немного поговорил с девчонкой – и думаешь, что преуспел в жизни, Крэйг? Ни хрена ты не преуспел! Никакой ты не победитель! Это ничего не доказывает. Тебе не станет лучше, ты не найдешь работу. Не заработаешь денег. Лежишь тут за государственный счет и пьешь те же таблетки, что и раньше. Зря тратишь родительские деньги и деньги налогоплательщиков. А ведь ничего особенного с тобой не случилось.

Но я знаю, что это просто отговорки. У меня все было не так уж плохо. Набрал же я 93 балла и как-то держался на плаву. У меня были друзья и любящие меня родители и сестра, а мне, видите ли, было мало внимания, все чего-то не хватало, и вот я здесь, упиваюсь самим собой и пытаюсь всех убедить, что это у меня такая… болезнь.

Нет у меня никакой болезни, размышляю я, продолжая мерить шагами коридор. Депрессия – это вовсе не болезнь, а просто отговорка для тех, кто хочет строить из себя диву. Всем это понятно. Это понимают мои друзья, и директор школы – тоже. Я снова потею. Чувствую, как Зацикливание завывает у меня в голове. Ну что хорошего я сделал? Нарисовал пару рисуночков? И кому это надо? Ну все, мне конец. Мне только что звонил директор школы, а я бросил трубку и не перезвонил. Мне конец. Считай, что меня выгнали. Мне конец.

Человечек возвращается в мой живот, и я стремглав несусь в ванную. Сгорбившись над унитазом, постанывая и кашляя, я силюсь сблевнуть, но что-то никак не выходит. Так что полощу рот и отправляюсь в кровать.

– Что случилось? – спрашивает Муктада. – Ты же никогда не спишь днем.

– У меня все хуже некуда, – говорю я, ложусь и встаю только на обед, похавать. В три часа в комнату заглядывает доктор Минерва:

– Крэйг, я пришла поговорить.

Тридцать четыре

– Как же я рад, что вы пришли, – говорю я ей, когда мы заходим в кабинет, где со мной беседовала медсестра Моника. Похоже, доктор Минерва тут не первый раз.

– И я рада тебя видеть, очень рада, – уверяет она.

– Ага, ну и тряхануло же меня, я как на американских горках побывал!

– Ты имеешь в виду, в эмоциональном смысле?

– Да.

– А как у тебя теперь, Крэйг? Где ты теперь?

– Теперь внизу. Еду вниз.

– И почему так вышло? Почему ты внизу?

– Мне позвонили из школы. Директор звонил.

– И что он хотел?

– Не знаю, я бросил трубку.

– А как ты думаешь, Крэйг, зачем он звонил?

– Чтобы сказать, что я исключен.

– И зачем бы ему это делать?

– Как зачем? Затем, что я здесь! Потому что я не в школе!

– Крэйг, тебя не исключат из школы за то, что ты лежишь в психиатрическом госпитале.

– Ну вы же знаете, что у меня и других проблем хватает.

– Каких, например?

– Я постоянно зависаю с друзьями, сижу в депрессии, не делаю домашку…

– Вот, значит, что. Погоди-ка минутку, Крэйг. Мы не виделись с пятницы. Расскажи немного о том, что с тобой было и как ты попал сюда.

Я повторяю обычную историю, к которой добавляю немало новых подробностей, связанных с моим пребыванием в шестом северном: про Ноэль, про то, что я смог поесть, что меня не вырвало и что сплю с переменным успехом.

– А по сравнению с пятницей, Крэйг, тебе лучше или хуже?

– Лучше. Намного лучше. Вопрос в том, правда ли мне лучше или это просто обманчивое заблуждение, в которое я впал, оказавшись в этом безопасном, спокойном мирке? Это же неестественный, фальшивый мир.

– А где он естественный, Крэйг?

– Наверное, нигде. Кстати, что там нового, с тех пор как я здесь?

– Кто-то пытался пустить газ в отель «Четыре сезона» на Манхэттене.

– Да вы что?

– И не говори, – с ухмылкой произносит она. Потом наклоняется ближе и доверительным тоном говорит: –  Крэйг, ты не упомянул об этом, а я слышала от руководителя по восстановительной терапии, что ты занимался творчеством.

– А, ну да, вчера. Но это так, ничего особенного.

– И что ты делал?