Читаем Это они, Господи… полностью

Вот примерно это и было напечатано в «Литературной России» 6 июня. А дальше в статье был текст, который редактор почему-то опустил. Вот что.

Видимо, «Литгазета» еще за то так любит Дементьева, что он — единственный у нас столь пламенный певец Израиля на её страницах. Ведь с каким чувством пишет:

Я в Израиле как дома…На подъём душа легка.Если мы в разлуке долго,Точит душу мне тоска…

Рифмочка «дома-долго», конечно, плоховата, но уж тоска по родной чужбине тут неподдельная. Ещё бы! Ведь любовь поэта к Израилю имеет и чисто медицинский, санаторнооздоровительный, даже спасительный аспект:

Иерусалим всегда поможет мне…Меня спасёт Земля СвятаяОт всех хвороб, от всех невзгод…Я живу по её заветам,Породнившись душою с ней…

Мало того!

Если есть на свете чудо,То его я отыскал.

Где? В Израиле, именуемом ещё и «раем»,

Где живу легко и просто,Как обрезанный еврей.

Прекрасно! Только почему «как», если своей любовью к Израилю ты «обязан генам», как пишешь? Невольно опять приходят на ум именно гены, когда читаешь и прекрасные стихи о жене поэта:

Когда она раздражена,Что-то ей не сделали в угоду,Всем пиз — ц. И мне тогда хана,И всему еврейскому народу.

То есть всему народу заодно с одним из его представителей. Так? А как иначе!

При этом вполне естественна

Одна безмерная печаль —Что поздно я пришел сюда,Что лишь на грани жизни долгойВзошла во мне твоя Звезда…

Твоя шестиконечная. И песня есть на слова Дементьева, в которой говорится:

В будущем году — в Иерусалиме —Мысленно желаю я себе.

Вот, мол, обрежусь и приеду. Но, к сожалению, в иной год и не удаётся побывать. И что тогда? Это описал Пушкин:

Поникнул ты главой и горько возрыдал,Как жид о Иерусалиме.

Пушкин, обращаясь к лицейским друзьям, говорил от их лица:

Куда бы нас ни бросила судьбина,И счастие куда б ни повело,Всё те же мы: нам целый мир — чужбина,Отечество нам — Царское село.

А Дементьев мог бы в подражание классику написать так:

Куда б меня ни бросила судьбина,И как бы я за то ни был хулим,Всё тот же я: мне целый мир чужбина,Отечество мне — Иерусалим.

Ну, коли Звезда взошла поздно, то надо наверстывать, торопиться. И поэт с помощью «Литгазеты» и издательства Эксмо уж так воспевает и прославляет свою вторую родину, что, постораниваются и дают дорогу другие народы и государства. Чего стоит один лишь большой цикл «Поклон тебе, святой Иерусалим». 20 стихотворений!



А помните нашу трогательную песню военных лет о том, как

На позицию девушкаПровожала бойца.Темной ночью прощалисяУ родного крыльца…

Вот и Дементьев сочинил стишок на эту тему — «Израильские новобранцы»:

Провожают девчонкиМальчишек в солдаты.В боевые заботы,В грядущие дата (?)…А какой будет служба,Знает только Всевышний…Лишь бы все возвратилисьПод родимые крыши…

И опять вспоминается давно слышанное, советское:

До свидания, мальчики! Мальчики,Постарайтесь вернуться назад…

Разумеется, никто не против любви евреев к Израилю, но всё-таки уж русским-то поэтам, несмотря на гены, надо бы воздержаться от воспевания израильской армии. Ведь это, чай, не наш, а американский военный союзник.

А туг ещё и «Парад в Иерусалиме». Здесь рассказывается о израильских ветеранах Великой Отечественной войны, которые Девятого мая надели ордена,

Чтоб сердцем почувствовать сноваВеликую нашу Победу,Добытую ими в боях.

Сильно! Только не ставишь ли ты, Андрюша, заслуженных стариков в неловкое положение, не получается ли у тебя так, будто они и никто больше добыли Победу? Вот и Евтушенко в своё время написал, что в Бабьем Яру лежат одни евреи, но ему сказали, что это неверно, и он разумно переделал соответствующие строки, получилось так:

Здесь русские лежат и украинцы,С евреями лежат в одной земле.

Именно! Учиться надо у классика, хотя он время от времени и вопиёт зачем-то:

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное