Это останется с нами

Высказанные вслух опасения обретают реальность. Я много недель отказывалась впустить их в свою жизнь, не позволяла накинуться на меня, зная, что легко поддаюсь сомнениям и страхам. Я ругала себя за все плохое, что со мной случалось, и пыталась дать шанс удаче. Постепенно, переживая провалы и успехи, я научилась верить в себя, в том числе благодаря окружающим, которые в меня верят. Вначале Жереми был одним из них.

Он проявлял понимание, слушал, интересовался моими чувствами. Подбадривал – иногда слишком активно. Все, что я делала, давало ему повод для похвал. Ризотто? «Никогда не ел ничего вкуснее!» Новая прическа? «Тебе все идет, можешь даже постричься налысо!» Новый пациент? «Ты его обязательно починишь, мой лучший на свете кинезитерапевт!» Между его «слишком» и моим «недостаточно» существовало нечто среднее, помогавшее сохранять равновесие. Потом все стало меняться – медленно, незаметно. Я хорошо помню первую фразу, резанувшую мне слух.

«Переварила. Тебе бы стоило поучиться у моей бывшей…»

Я расплакалась, он извинился, сказал, что перенервничал из-за упущенного контракта. И снова стал человеком, которого я любила. Потом была новая «оплеуха».

«Когда мы занимаемся любовью, я вижу только твой двойной подбородок».

И еще одна, и еще, и еще. «В этих джинсах задница у тебя просто огромная…» «До чего же ты унылая…» «Когда люди это поймут, никто не захочет стать твоим пациентом…» «Какой же дурой ты бываешь, бедняжка…» «Проклинаю тот день, когда позвал тебя жить вместе…» «Ты никогда не спрашивала себя, почему друзья перестали с тобой разговаривать?» «Ты и правда совсем никчемушная…»

Нападки затмевали комплименты, проблема заключалась в том, что первым я верила больше, чем вторым.

За каждым оскорблением следовало утешение. «Я не со зла, это для твоего же блага, я не хотел тебя ранить…» Жереми исправлял содеянное и становился нужным, он был одновременно моим палачом и спасителем. Ножом и повязкой на рану. Очень скоро я стала верить в него больше, чем в себя, решила, что без Жереми ни на что не способна, что он один может меня понять и любить. За три года этот человек разрушил все, что я строила тридцать лет…

– Ты будешь гениальной матерью, – заявляет мой брат. – Я знаю, ты столько лет обращалась со мной как со своим ребенком.

Я смеюсь, вспоминая то время, когда я подражала маме и однажды даже попыталась дать грудь малышу Клеману.

– Сделаю все, что смогу.

Он садится рядом, кладет голову мне на плечо и выпаливает признание:

– Я влюбился…

Новость изумила даже малыша.

– Ты? Не может быть! В кого? Где? Когда? Говори скорее, я двадцать восемь лет этого ждала!

Клеман никогда не знакомил меня со своими подружками, даже не намекал, что может быть влюблен, а если я пыталась задавать вопросы, молча пожимал плечами и хитро улыбался. Это сводило с ума, ведь сама я сразу все ему выкладывала. Я всегда подмечала мелкие детали, даже подслушивала, но не лезла в душу, веря и не веря, что в какой-то момент великое событие произойдет. Итак, ее зовут Камилла, она фотограф из Буэнос-Айреса и уже больше года сопровождает Клемана в его странствиях по миру. Они собираются жить вместе – во Франции или где-нибудь еще. Когда он говорит о Камилле, его глаза загораются, голос звучит мягче, он расслабляется. Потрясающее зрелище – мой влюбленный брат. Такого стоило ждать.

61 Жанна

В детстве Жанне внушали, что человек должен уважать других людей. Правила просты: другой – король, нельзя противоречить другому, разочаровывать другого, задерживать другого, огорчать другого, стеснять другого. Зная, чего от нее ждут, Жанна очень рано усвоила манеру поведения и подавила природный характер.

Жанна повзрослела и с течением лет сумела избавиться от многих наносных слоев, но некоторые угнездились так глубоко, будто впитались в кожу. Раздосадованная, она справлялась с эмоциями и безмятежно улыбалась. Только хорошо знающий ее человек мог разглядеть недовольство под маской уверенности. Тео и Ирис начинали узнавать Жанну.

– Ты сердишься? – встревожилась Ирис, устраиваясь рядом с ней на диване.

– Вовсе нет, – живо ответила Жанна.

– Но мы же видим, тебя что-то беспокоит, – вмешался Тео.

– Говорю же, у меня все в порядке.

Они молча переглянулись, надеясь, что не перешли границы дозволенного и ничего не испортили.

Все началось со звонка. Городской телефон подал голос во время ужина. Это случалось редко, и трубку всегда снимала Жанна. В этот раз она возилась на кухне, и ответила Ирис. Звонивший сказал, что хочет поговорить с мадам Перрен, Жанна подошла, и Тео с Ирис уловили смысл разговора. За столом Жанна сочла, что обязана раскрыть свой секрет.

– Я хожу к медиуму.

– Чтобы узнавать будущее? – спросил Тео.

Жанна не сразу призналась, что «специалист» помогает ей общаться с дорогим усопшим супругом. Ирис оказалась в курсе – ее подруга Гаель точно так же общалась с покойным отцом. Сначала она сомневалась, но медиум убедил ее, выдав несколько деталей, о которых не мог знать никто, кроме нее самой.